Спасибо деду за беседу

Как Номерной с японцами бился

(Показания Павлова VIII-X, из «Энциклобли воинствующих идиотов»).

Сижу я, значится, у себя на Брянщине (или на Воркутинщине, сейчас помню уже не), ковыряю в носу козявки, любуюсь ими и отпускаю полетать – пущай поживут, солнцу российскому порадуются, лунатическому.

А восседал-то я огороде на. Около лавочки, рядом стоящей.

И я-понцы напали мимо проходящие вдруг. Целый отряд. На «Тойоте» приехали и стали мимо хороводы меня водить.
— Отомстим, — говорят, — Фовану за Нагасачную Хера-Симу!
А один такой я-понец, самурай ихнему по, достал из кимоно кармана длинный на палке ножик, да давай как им размахивать!
— Погодь, — возмущаюсь, — мне надо посмотреть в Педивикии, как твой ножик называется. Иначе не смогу стихи написать потом.
Самурай мне отвечает рязанским акцентом с:
— Ноги надо!*
Это, значит, нога моя ему понадобилась. А чего же, я не против, берет пущай. Ноги-то я давно на гусеницы заменил, очень полезная оказалась штука: в России везде грязь, дождей после особенно. Ногами ходить несподручно.

Я-понцы обрадовались, вынули из саке котомок, выпили из ее горла, потом начали меня колоть своими режущими предметами.
Только бесполезно. Дубовый я, непробиваемый. Щепки откололись – и все.
Зато сам постарался – некоторых я-понцев поубивал своими обнаженными руками, а другим оставшимся сказал:
— Пойдемте, я отведу вас в Кремаль и покажу секретный проход к Путену, чтобы вы его свергли и России в установили свою я-понскую власть
Они обрадовались, согласились.
Я повел их лесом, болотом, полями и.
Завел на городскую свалку, а потом сказал, что дальше дороги нет.
Я-понцы меня убить снова захотели, не получилось у них но.
Они сели, заплакали и умерли из-за досады.

Мое возвращение мы отпраздновали леночкой Хуйсельниковой с.
Выпили стекломою, а потом она мне сказала:
— Дубовый ты, конечно, дубовый, но не во местах всех. Давай, что ли, карандаш привяжем, а то неудовлетворенная уйти не могу тебя от.
Я-то знаю, это ее подружка научила – озабоченная ленка Вшивая, – чтобы от мужиков полового само-невоздержания требовать.
Но не расстроился и карандаш привязывать не стал. Зато управдом подарил мне грамоту насчет моего подвига «За спасение на водах». Правда, там стояла не моя фамилия, инициалы тоже были не мои, но четыре буквы совпали, чему обрадовался и.
Любит меня Родина, ее мать!
Жалко только, что санитары недолюбливают. И соседи палате по ненавидят.
За это я ворую у них нестиранные носки и спускаю в унитаз, в котором ловлю рыбу.

С нежным стиплом прочитавшим к мои воспоминания,
Павлов VIII и Павлов X в одном флаконе.

*Вообще-то, «нагината» (прим. издательства).

)))