Д Е В А

Мне надо было срочно попасть в соседний район, и я не стал дожидаться рейсового автобуса, а вышел на окраину села в надежде поймать попутную машину. Повезло, первая же малолитражка притормозила, она ехала до конечной остановки, где меня ждали. Договорившись о цене, я занял место рядом с водителем.
Чтобы скоротать путь, я завязал беспредметную беседу. Но водитель не воспринял ее всерьез, намереваясь, в свою очередь, выговорится о чем-то важном для себя. Тем более, что попутчик в этом случае – настоящая находка: ни кто, ничем, никому не обязан, говори, о чем хочешь и сколько хочешь.
— У вас что-то случилось? — Спросил я, почувствовав, что водитель немного не в себе.
— Случилось. — Неопределенно ответил он и продолжил. – Как все хорошо начиналось, будто в кино: нашел женщину, которая понимала меня, встречала с распростертыми объятиями, предупреждала каждый шаг. И вот на тебе — она же первой и указала на дверь. И пяти минут сегодня не поговорили.
— Что, так серьезно?
— В том-то и оно, что серьезно.
Я боялся торопить события, полагая, что услышу занимательную историю о том, как поссорились два близких человека. Однако она оказалась не интрижкой, а трагедией, какая аукается в жизни физической болью и душевными переживаниями.
— Я ее встретил в первый раз в далеком казахском ауле, уже зная, что в числе молодых специалистов она работала на овцеферме после окончания ветеринарного техникума. Как сейчас ее вижу в общежитии: молодая, стройная, с копной вьющихся каштановых волос, карие глаза смотрят на меня дерзко, живое лицо манит искренностью. В руках гороскоп. На мой вопросительный взгляд, непринужденно отвечает, что интересуется астрологией, а сама она начинает самостоятельную жизнь под покровительством Девы, которая в земной стихии занимает особое место, определяя справедливость и порядок. Когда же услышала, что я Близнец, то широко улыбнулась и ахнула: «Девы и Близнецы легко уживаются». Я невольно вздрогнул, не представляя себя в роли ее избранника. Серое пространство колхозной забегаловки она наполняла пронзительной свежестью молодости и красоты. Человек с такой внешностью всегда как на ладони у Бога, чего я бы не сказал о себе.
Мы говорили недолго. Ее певучий голос и солнечные лучи, которые сыпались из открытого окна, будоражили общежитие. Хотелось задержаться здесь, придумав какую-нибудь причину, тем не менее, хладнокровие не покинуло меня, и я отметил для себя, что эта птичка не моего полета (и по возрасту, и по внешним исходным данным). Но мысли о девушке долго не покидали меня. Так бывает, когда любуешься звездой. И хотя знаешь, что она недосягаема, все же тихая радость не оставляет тебя. Эту звезду звали Верой. И она сыграла в моей судьбе далеко не последнюю роль.
На другой день Вера уехала куда-то, а я встретил в этом общежитие свою судьбу в лице молодого агронома – светло-русой, миловидной девушки, оказавшейся к тому же моей землячкой. Супружеские узы не помешали нам самоотверженно учиться заочно: она окончила сельскохозяйственный институт, агрономическое отделение, я — государственный университет, факультет правоведения. Как говорится, в поисках лучшей доли немало колесили, пока не остановились в райцентре, откуда я сейчас еду.
Все бы ничего, но со временем сварливость супруги зашкалила все рамки, а я без ума любил дочь и не мыслил бросить семью. Она этим обстоятельством умело воспользовалась, доходя в своих притязаниях почти до безумия. Я потихоньку скатывался в житейское болото, пристрастившись к бутылке. И если безукоризненно выполнял обязанности мужа и отца, взваливая на плечи большую часть хозяйственных тягот, то только потому, что мне податься было некуда — не бомжевать же в самые лучшие годы жизни. И это было еще одним предлогом для жены давить на меня, понукать мной, обложив мужа, как волка на охоте красными флажками, самыми нелепыми поползновениями. Я был в отчаянии, не видя для себя выхода, постоянно и везде попадая на мушку ее язвительной картечи.
— Зря вы так. И при разводе могли бы помогать семье. Не вы первый…
— Со мной это случай уникальный. Однажды, когда жена пропадала в командировке целый месяц, подвернулась мне под горячую руку бедовая разведенка. И так мы с ней хорошо провели время, что настроение зашкаливало. Но вот в постели с ней под конец срока я подолгу отмалчивался и смотрел в потолок. Накануне приезда жены моя пассия грустно посмотрела мне в глаза и сказала: «Хороший ты мужик, но лучше будет, если ты вернешься в свою семью, милый. Без дочери или сойдешь с ума, или повесишься».
Видишь, какое чутье у женщин. Они точно определяют, что составляет смысл жизни мужчины.
На пике моей карьеры внезапно объявилась Вера. Из аула в свое время она перевелась на работу ветеринаром в крупный совхоз, вышла там замуж, родила двух сыновей, а потом уехала с семьей к себе на родину. И представь себе, село, в котором проживали ее родители, располагалось в моем районе.
Я увидел ее на колхозном собрании. Она стояла в группе животноводов в фойе клуба и о чем-то оживленно разговаривала с подругами. На ней, как сейчас помню, была серая шубка и белый полушалок, не говоря уже о модных сапогах на полных ногах. Вера была центром притяжения сельчан, клубившихся в ожидании начала собрания. Иначе и быть не могло с её природными данными — внешностью, голосом, артистичной жестикуляцией рук и мимикой живого одухотворенного лица.
Но я почему-то вспомнил далекий казахский аул, затрепанное общежитие; она лежала на железной кровати, вытянувшись во весь рост, с глазами, полными девичьей страсти. Я пристально посмотрел на нее, она улыбнулась, то ли виновато, то ли с лукавинкой на припухлых губах, и вздохнула полной волнующейся грудью. «Кому она достанется? – подумал я тогда,- Кого одарил нежностью, заботой и женским волнующим беспокойством? Кто тот счастливчик, который будет держать ее в руках, наслаждаться ароматом каштановых волос, целовать ее?»
И вот сейчас мне предстояло увидеть рядом с ней того единственного, избранного, кому она доверила свою судьбу, с кем шла по жизни, радовалась, смеялась, растила детей, делила хлеб-соль, падала в его объятья вечером, и, счастливая, вставала рано утром, чтобы наполнить день женской сутью – жизнеутверждающей и неумолимо желанной.
Наконец, я подошел к ней, протянув обе руки, как женщине, которую давно хотел видеть. Она улыбнулась, развернувшись ко мне, пожала руки. «Я слышала о тебе, хотела встретиться, но никак не получалось все, времени мало, работы много». «Ты все такая же, неугомонная»,- в качестве комплимента в ответ сказал я ей. «А ты как думал? Я же Дева, центр притяжения»,- рассмеявшись, ответила она.
Я уточнил, что она, конечно, не одна здесь. «Да, да, с мужем,- продолжала она,- вон мой обормот». Я посмотрел в ту сторону, куда она кивнула. Неподалеку стоял мужчина среднего роста, неказистого телосложения, всего-то и было у него одно достоинство – вислые, казацкие усы. Я сказал, что мне некогда, что мы успеем еще познакомиться и занялся своими делами, а значение слова «обормот» до меня дошло гораздо позднее.
Не прошло и года с того памятного для меня дня, как Вера с мужем и детьми, купив частный дом, переехала в наш райцентр. Перед ней остро встала проблема трудоустройства, я вызвался помочь, тем более, что с первых дней мы начали дружить домами. Но ветеринары в этот период не требовались, ждать вакансий не было смысла, семью надо было содержать. Тем, кто в то время жил на колхозных харчах в передовом, богатом хозяйстве на широкую ногу, трудно было вместиться с семейными затратами в одну зарплату. «Не знаю, чем ты поможешь мне,- зачастила Вера, — выдающихся данных у меня нет, разве что техничкой в администрацию».
Я поинтересовался, не было ли у Веры желания в свое время пойти в гуманитарии. «Было.- спокойно ответила она,- я хорошо писала, рисовала, у меня правильная дикция. Но мы не нашли в городе подходящей студии, а у нас в райцентре ветеринарный техникум, он и решил мою судьбу». Вот тогда я и предложил ей попробовать силы в качестве корреспондента местного радиовещания. Вера посмотрела на меня как на сумасшедшего и всплеснула руками. «Да разве я смогу!». «Кто как не ты,- коротко сказал я,- ведь ты Дева – натура одаренная».
Так Вера начала восхождение на олимп популярности как радиожурналист, а впоследствии и диктор телестудии. Напористая, хваткая, она быстро освоила новую работу. Скоро все забыли, что она когда-то бегала по навозной ферме в болотных сапогах. В трансляциях местной телестудии и радиовещания участвовала и Вера — женщина с мелодичным голосом, одухотворенными чертами лица, коммуникабельная и артистичная.
С первых дней Вера подолгу проводила время у меня в кабинете. И мне нравилось это. Я любовался ею как женщиной, которая еще в юности волновала меня. И хотя никаких помыслов по поводу ухаживания и игры в «люблю» у меня и в мыслях не было, я все же был заинтригован и польщен таким оборотом событий.
Шло время. Вера набиралась опыта, но по-прежнему она много времени проводила со мной. Между нами возникла трепетная духовная близость. Это меня радовало и волновало как мальчишку. Давно я не испытывал таких чувств, когда хотелось сделать что-то необыкновенное для близкого человека. Если, случалось, что она пропускала день-другой, я начинал беспокоиться, искать с ней встречи.
Между тем отношения с мужем у нее портились изо дня в день. Слово «обормот» я быстро расшифровал в том смысле, что, по сравнению с домовитой женой, муженек загуливал, даже не прочь был завернуть налево. Кончилось это банальным разводом. Он уехал к себе на родину в степной совхоз, сказав на прощание, что я скоро буду у Веры в постели. Я его урезонил тем, что посоветовал воспитывать своих детей самому, а не вешать их на шею товарищу.
Его слова больно резанули меня по сердцу. Вера подпитывала меня необъяснимой энергией, но этого мне было довольно. Во всем остальном я руководствовался чисто бытовым рассудком. Наступали бессвязные годы перестройки, грозно давило на нас безденежье, уже наметился хаос в производстве. Нас делали нищими и готовили к борьбе за выживание. Я должен был позаботиться о своей дочери, которая к тому времени уже повзрослела.
Я отговаривал Веру от развода, считал, что она поступает необдуманно, скороспешно, надо было еще и еще раз попробовать вразумить супруга. Вера была непреклонной, хотя и предчувствовала, что ее ждут большие испытания.
Сославшись на занятость, я стал реже встречаться с Верой. К тому времени моя дочь закончила педучилище и вышла замуж в соседний район. Недолго думая, я поехал за ней следом, оставив своей дражайшей половине квартиру. Скитался по чужим домам, но нашел выгодную для себя работу, хорошо обосновался сам, помог обзавестись жильем дочери с зятем. Словом, жизнь перестроил сызнова. Встретил неплохую женщину, с которой зажил душа в душу. И так продолжалось до тех пока, пока она серьезно не заболела. Коварный инсульт высосал из нее все жизненные силы, став причиной деменции. Через восемь лет она скончалась у меня на руках.
В первые годы я еще продолжал наблюдать за Верой. Телевидение соседнего района было доступно. Каждый вечер она блистала на экране: безукоризненная внешность, хорошо поставленный голос, своеобразная манера подачи материала завораживали и притягивали не только меня. Мне приятно было, что Вера нашла свое место в новой жизни с моей помощью. Хотя бы что-то хорошее сделал для женщины, к которой все эти годы был неравнодушен.
Но Вера снова появилась передо мной. Незадолго до смерти жены она приехала ко мне в гости; перешагнула через порог весело, на секунду-другую прильнула ко мне, наградив неповторимым запахом здорового лица и заставила мое сердце, как говорится, екнуть. «Ты все такая же. Сколько в тебе энергии и силы осталось!» — сказал я с изумлением, чувствуя возле себя незаурядную женщину. И снова услышал знакомое: «Я же Дева, этот астрологический знак определяет мою судьбу».
Она задержалась у меня ненадолго, но многообещающе посмотрела на меня, когда прощалась. Ее поцелуй долго горел у меня на щеке. А потом телефонные звонки, от которых я вздрагивал, предложения о встречах. Голос у нее был по-прежнему мягкий, волнующий, но со временем она стала нажимать на каждое слово, как будто старалась влить в него больше силы и уверенности.
На свою жизнь она не обижалась. Детей вырастила, поставила на ноги. Сейчас одна. И хотела бы видеть рядом человека, в которого верила. А кому верить, как не мне, воспитавшему дочь, не оставившему в трудной, безнадежной ситуации больную жену. Её намерения подтверждали астрологические знаки зодиака: Дева и Близнец обязательно должны были ужиться под одной крышей. Во всяком случае, так думала она, с молодости запавшая на гороскопы.
С того у нас и завязалась дружба. Все было бы хорошо, если бы не проклятое юношеское наследие, которое чуть было не сломало мою жизнь. Как сейчас вижу. Однажды в детстве мне принесли фотографию, которая до сих пор хранится у меня в альбоме. Там я во всей красе: большая голова, узкие плечи, плоский нос, оттопыренные уши. Я показал ее бабушке, которая похвалила фотографа за профессионализм. Выходит, что я на самом деле был уродом, а не как воображал себя в облике старшего брата – симпатичного мальчугана и большого пройдохи.
С тех пор моя жизнь перевернулась вверх дном. Я закомплексовал. Не было ничего сверхъестественного в чертах моего лица. Но внутренний голос нашептывал мне, что это дефекты с далеко идущими последствиями. Я замкнулся в себе, хотя был до этого фантазером и веселым подростком, любил рассказывать сказки, декламировать стихи и петь песни.
Варился я в каком-то мутном месиве не один год. Характер давал трещины. Но я не озлобился, не стал размазней и нытиком, а попытался выработать в себе волевые качества, подняться над собой, сломать еще не устоявшийся стереотип неудачника. И это мне удалось. Я не стремился в лидеры, но и замыкать строй тоже не хотел. Однажды услышав от родителей поговорку: «Умный в гору не пойдет – умный гору обойдет»,- старался не соперничать со сверстниками, а молча делать что-либо лучше, чем они. И мои аналоги превосходили их фактуру. Книги и вообще размышления наедине с самим собой обогатили меня духовно, занятия спортом закалили физически.
Но, увы, комплекс неполноценности все же по мне прошелся семипудовым лемехом, породив личностные дефекты, которые сродни разве что безрассудной ревности, не заслуживающей оправдания. И если считается, что ревность, ломающая человеческие судьбы, это врожденный психический порок, то я, можно сказать, по доброй воле стал его жертвой.
И вот надо же было, как на грех, Вере высказаться в том смысле, что ей в ее возрасте все равно с кем иметь дело, со мной или соседом, завсегдатаем пивной, земляком, случайным знакомым. Она равнодушна ко всем. «Да, да! И ты не исключение. Все вы мужчины на одно лицо». Не знаю, может быть, она подчеркивала, что совсем состарилась, что равнодушна к интиму, но поняла ли она, что сотворила неимоверную глупость. Несколько минут мы неопределенно молчали. а потом вдруг я стал неуправляемым. Во мне проснулся детский бесенок, мирно дремавший в колыбельке комплекса неполноценности все эти годы, он злобно потянулся с позевотой и заверещал. Как долго ждал он этого часа, чтобы заявить о себе. Мне было сказано, что я никто, мне которого позвали на праздник, пообещали все блага под одной крышей и даже плавание под алыми парусами. Это такой чувствительный удар, который выдержит не каждый человек, тем более я, с уязвимым самолюбием. Я не помню, что наговорил ей, но она опустила передо мной занавес. Все. Бал окончен.
Я не спал несколько ночей, вспоминая и анализируя прожитые годы. Я понимал, что детская закомплексованность не играла существенной роли в моей жизни, но она соседствовала во мне с другими качествами, чтобы в самый неподходящий момент выкатиться наружу. Этот сиюминутный психический выпад необъясним, как необъяснимы естественные инстинкты человека.
— А вы бы сказали об этом женщине…
— Вера этого не поняла бы. Ее захлестывала обида. Она считала и считает, что приобретенные или наследственные инстинкты — мои проблемы. И я должен справляться с ними сам, а она отныне с мужчинами больше не будет иметь никаких дел. Как похоже это на Деву, неукротимую, своенравную, в какой-то степени заносчивую. Стремление к лучшему заставляет ее подмечать изъяны во всем, и она будет отстаивать свою точку зрения только с достойным противником. Выходит, что я стал для нее никем.
Я полагал, что она в жизни добьется всего, что только пожелает, будет блистать в обществе. Для этого у нее были все природные данные. Однако роковую роль в ее жизни сыграли воспитание, деревенский уклад, навязанное мировоззрение домохозяйки. Я с юных лет варился в интеллектуальной сфере, в которой мне по самому строгому счету предъявлялись высокие социальные требования. Ее же жизненный багаж пополнялся узкоспециализированными знаниями, тем более семья не оставляла выбора в ином направлении. И даже тот творческий мир, который я приоткрыл перед ней, не смог изменить ее судьбу. Стоило закрыться телестудии, как она стала тем, кем была – женщиной со скромными запросами. Она выбрала для себя мелкую торговлю, арендовала замызганную пивнушку, обжитую усредненной публикой. Вера повторила путь женщин из глубинки, впитавших в себя доморощенный уклад жизни, спрятавших природные таланты глубоко под сердцем в угоду семье.
— Уж не ревнуете ли вы ее к пивной публике?
— Есть у меня какое-то глухое чувство, похожее на радение. Я видел, как она расшаркивалась перед завсегдатаями пивной, полупьяными парнями с глупыми улыбками на осоловелых лицах. Мне было стыдно за нее, но показалось, что именно это составляет сущность ее жизни. Если бы я был в прошлые годы рядом с ней, я бы не позволил ей заморозить себя за обшарпанным прилавком, провонявшим сивухой.
И все-таки это необыкновенная женщина, способная работать двадцать пять часов в сутки. Ее мужеству и стойкости я по-хорошему завидую. И хотя состояние Вера себе не сколотила, но до сих пор помогает детям, продолжая вести теперь уже копеечное коммерческое дело – пивных-то вон сколько развелось.
Я всегда восхищался этой женщиной. Ради семьи она не жалеет себя и не ропщет на судьбу. Но ее поведение необъяснимо с житейской точки зрения. Она считает, что должна идти по избранному пути до конца. Не важно, что годы, что сил уже нет, что ее давно уже списали в обоз.
— Я бы сравнил ее с часовым, который не оставит свой пост без разводящего.
— Я готов выступить в его роли, но… Не надо было орать и топать ногами, а тихо объяснить ей, в чем она заблуждается. Если на ее плечах лежат обязательства перед семьей, то и я обременен тем же грузом. Мы оба не принадлежим самим себе, а потому нам трудно ужиться под одной крышей. И это беспокоит нас обоих в равной степени, делает одинокими. Да, я потерял ее. Во мне до сих пор клокочет чувство брезгливости, не к ней – к самому себе: я, однажды решивший, что это не моя женщина, возомнил себя счастливчиком. Естественный исход – остаться ее другом, возродить ту духовную близость, которая в свое время радовала нас обоих.
— Если проводить аналогию с военными действиями, то не вы первым выдернули чеку гранаты, которая взорвалась под вашими ногами.
— Увы… Всю ответственность я беру на себя. Я мужчина. И я должен был отвести беду.
— Что же все-таки будет дальше?
— Полная неопределенность. И знаешь, страх. Сейчас вот перешагну порог дома и, наверное, расплачусь. Одолевают чувства пустоты и никчемности. Я даже подумываю определиться в какой-нибудь пансионат.
— А дети?
— У них своя жизнь. И мы им нужны на подхвате.
— Выходит, что предсказания врут: Дева и Близнец не ужились…
— Когда человек совершенно одинок, какие могут быть предсказания. Да и не верю я в астрологию.
— Вернитесь к ней. Сейчас она так нуждается в этих встречах. Это единственное, что поможет ей сохранить силы.
— Ты полагаешь, это так просто. Мы оба гордецы. А она пуще меня охраняет свой утлый мирок от всяких поползновений.
Я вышел из машины. Водитель и не подумал взять с меня деньги за проезд. Он неторопливо тронулся, кивнув мне на прощание, а я громко, но безо всякой надежды, что меня услышат, крикнул вдогонку:
— Вернитесь к Вере.
Одиночество – это то, что остается человеку после душевных потрясений и безвозвратных потерь. Оно пуще седин делает человека на склоне лет несчастным, и не важно, под каким знаком зодиака он родился.