Потерянный четвертак
Лукич был на виду в деревне. И больше выделялся не кряжистой фигурой, а манерами поведения. Например, когда ему удалили аппендицит, он не пил горькую целый месяц, не как соседский парень, который загулял после такой операции через неделю. А работая бригадиром, строго спрашивал с каждого тракториста за недочеты. Когда из поля его зрения пропал молодой механизатор, которого он послал обрабатывать пары возле дальнего поселка, неистовству Лукича не было границ. Ведь срывался хороший калым.
— Ты знаешь, что я написал на тебя докладную в правление колхоза?- огорошил он нерадивого работника, который появился в мастерских поздно вечером.
— Зачем?- ошарашено спросил парень.
— Чтоб ты знал, как своевольничать.
— Я делом занимался.
— Каким?
— Вот отчет.- Парень открыл кабину трактора, заваленную бутылками с водкой
— Откуда добро?
— В поселке колхозникам огороды пахал.
— Ну, это другое дело…
Гуляли всей бригадой. А потом пошли в правление колхоза, бухгалтерия которого еще работала по случаю выдачи зарплаты. Лукич, как человек аккуратный, положил получку во внутренний карман пиджака, правда, за вычетом двадцатипятирублевой купюры, которую опустил в заветную складку фуражки, подальше от зорких глаз супруги. Это он делал всякий раз после получки, мера предосторожности срабатывала без осечки, как говорится, и волки были сыты, и овцы были целы.
Каково же было его удивление, когда он не нашел заветного четвертака в фуражке утром. Собравшись на работу под бормотание хозяйки, прощупал головной убор нетвердыми руками, и понял, что его бессовестным образом обокрали. Ведь отдал же все, что положено, а это заначка — дорогая, заветная, как бы она сейчас пригодилась на похмелье.
Лукич, как человек твердого характера, вернулся в дом и решительно потребовал возместить нанесенный ущерб. Но не тут-то было. Жена пошла в отказ. Не брала, дескать, пришел как зюзя, откуда она знает, какие у него были деньги, вон они все лежат на божнице.
Лукич не притронулся к деньгам, которые лежали на божнице. Это были семейные деньги. И он не имел уже к ним никакого отношения – принципы не позволяли.
Лукич приступил было к жене, чтобы немного поучить ее, но жена была не робкого десятка, к тому же Бог не обидел ее силой. Пришлось ограничиться моральными нравоучениями, пристыдить воровку, но это не возымело действия – заветный четвертак бесследно пропал.
Лукич в это утро прошел мимо сельского магазина с низко опущенной головой, но подойдя к мастерской, вспомнил, что вчера вечером они не израсходовали до конца калым предприимчивого механизатора. Так оно и было на самом деле. Верные собутыльники ждали его, чтобы разлить остатки вчерашнего пиршества по стаканам и кружкам.
За делами и гулянками по вечерам (время было осеннее, огородов для пахоты хватало) прошло несколько плодотворных дней. И однажды, возвратившись домой засветло, Лукич нырнул под соломенный навес, чтобы справить нужду. Ловко примостившись в углу, он сосредоточенно начал смотреть в одну точку на жыблой, почерневшей от времени стенке. В глазах зарябило. Моргнув несколько раз, он как во сне увидел корешок дензнака, застрявшего между досок. «Не может быть,- сказал он сам себе, неужели заспал?»
Не поднимая штанов, он подполз к стенке на карачках и ухватил корешок дензнака зубами – это был пропавший четвертак.
— Нашлась пропажа, — услышал он голос жены.
— Нет, это не тот четвертак, это прежний, с других времен,- зашепелявил Лукич.
— Наверно, с того света. Допьешься, черти скоро привидятся. Подними штаны, прикрой срам, смотреть на тебя муторно.
Лукич, как человек высоких жизненных устоев, положил четвертак на божницу. Он был для него безвозвратно потерянным.
— Ты знаешь, что я написал на тебя докладную в правление колхоза?- огорошил он нерадивого работника, который появился в мастерских поздно вечером.
— Зачем?- ошарашено спросил парень.
— Чтоб ты знал, как своевольничать.
— Я делом занимался.
— Каким?
— Вот отчет.- Парень открыл кабину трактора, заваленную бутылками с водкой
— Откуда добро?
— В поселке колхозникам огороды пахал.
— Ну, это другое дело…
Гуляли всей бригадой. А потом пошли в правление колхоза, бухгалтерия которого еще работала по случаю выдачи зарплаты. Лукич, как человек аккуратный, положил получку во внутренний карман пиджака, правда, за вычетом двадцатипятирублевой купюры, которую опустил в заветную складку фуражки, подальше от зорких глаз супруги. Это он делал всякий раз после получки, мера предосторожности срабатывала без осечки, как говорится, и волки были сыты, и овцы были целы.
Каково же было его удивление, когда он не нашел заветного четвертака в фуражке утром. Собравшись на работу под бормотание хозяйки, прощупал головной убор нетвердыми руками, и понял, что его бессовестным образом обокрали. Ведь отдал же все, что положено, а это заначка — дорогая, заветная, как бы она сейчас пригодилась на похмелье.
Лукич, как человек твердого характера, вернулся в дом и решительно потребовал возместить нанесенный ущерб. Но не тут-то было. Жена пошла в отказ. Не брала, дескать, пришел как зюзя, откуда она знает, какие у него были деньги, вон они все лежат на божнице.
Лукич не притронулся к деньгам, которые лежали на божнице. Это были семейные деньги. И он не имел уже к ним никакого отношения – принципы не позволяли.
Лукич приступил было к жене, чтобы немного поучить ее, но жена была не робкого десятка, к тому же Бог не обидел ее силой. Пришлось ограничиться моральными нравоучениями, пристыдить воровку, но это не возымело действия – заветный четвертак бесследно пропал.
Лукич в это утро прошел мимо сельского магазина с низко опущенной головой, но подойдя к мастерской, вспомнил, что вчера вечером они не израсходовали до конца калым предприимчивого механизатора. Так оно и было на самом деле. Верные собутыльники ждали его, чтобы разлить остатки вчерашнего пиршества по стаканам и кружкам.
За делами и гулянками по вечерам (время было осеннее, огородов для пахоты хватало) прошло несколько плодотворных дней. И однажды, возвратившись домой засветло, Лукич нырнул под соломенный навес, чтобы справить нужду. Ловко примостившись в углу, он сосредоточенно начал смотреть в одну точку на жыблой, почерневшей от времени стенке. В глазах зарябило. Моргнув несколько раз, он как во сне увидел корешок дензнака, застрявшего между досок. «Не может быть,- сказал он сам себе, неужели заспал?»
Не поднимая штанов, он подполз к стенке на карачках и ухватил корешок дензнака зубами – это был пропавший четвертак.
— Нашлась пропажа, — услышал он голос жены.
— Нет, это не тот четвертак, это прежний, с других времен,- зашепелявил Лукич.
— Наверно, с того света. Допьешься, черти скоро привидятся. Подними штаны, прикрой срам, смотреть на тебя муторно.
Лукич, как человек высоких жизненных устоев, положил четвертак на божницу. Он был для него безвозвратно потерянным.
21 комментарий
Вань, а банкнота какая была?
Эта:
или эта:
?
)))
25х12 = аж триста целковых. )))
Годика два так пооткладывать – и можно было, совершенно не напрягаясь, купить самый дорогой лодочный мотор СССР семидесятых – Вихрь-30 с электростартером за 520 рублей. )))
Или, без проблем, слетать туда-обратно в Киев за одноименным тортом, и очень хорошо там погулять.
)))
"И вообще в селе жили хорошо".©.
Кто ж спорит.
Зато, что сейчас творится — полный алес.
)))
Ну, значит, счастья мне не видать: и курить – курю, и выпить могу столько, что мало кто осилит (хотя, фактически, не пьянею), и… гм… хотя…
Гаврила был примерным мужем –
Гаврила женам верен был.
Ладно, решено: пойду сам себе зарабатывать на батон «Докторской» колбасы.
)))
Что Медведов сказа? «Денег нет».
Значит, матриархата — тоже.
Да здравствует натуральный обмен чувств:
я тебе — вкусного дохлого мамонта, ты мне — новый японский спиннинг, завтрак-обед-ужин, ласку-тепло и «поллитру с собой, чтобы не простыть».
)))
:):):)
Ин, ладно.
Мне-то мамонтов ни для кого не жалко, даже дохлых.
Разбирайте.
)))
Только скелет – очень даже не кисло:
Your text to link...
Плюс – мех на шубы (шапки-варежки-кофточки-чулки).
Одна только ермолка из мамонтовой шерсти стоит, как шасси от самолета:
Your text to link...
Ну и мясцо, конечно же. В чистом весе – не меньше шести тонн.
Легко можно подсчитать, сколько таких:
и таких:
баночек из него получится.
Хватит надолго.
А взамен-то – всего ничего.
)))
)))