ОН И ОНА

Проза
Нигде не задерживаясь после работы, он спешил домой. И хотя утром сильно повздорил с молодой женой, все же надеялся, что вечер принесет ему несколько часов неописуемой радости – так очаровывали ее улыбка, смех, а самое главное интимные игры в постели.
Каково же было его удивление, что комната, какую снимали в частном доме у стариков, оглушила подозрительной тишиной. Он непонимающе сел за стол и задумался – ушла ли куда, уехала ли в село, ничего не сказав. А, может быть, во дворе с бабкой возится, — чем не вечернее занятие для женщины.
Утром серьезно повздорили по поводу летних отпусков. Она сказала, что хочет отдохнуть одна, без мужа и подруг, а затем уедет в город к родственникам, которые живут как раз на берегу Волги. Он в свою очередь решительно заявил, что его не устраивает это решение, что тоже вполне может провести отпуск один, что и его приветят родственники, но не на берегу Волги, а Камы. Но это не дело, они – одна семья. Она не сказала на этот счет ничего существенного, по своему обыкновению, поджав губы.
Возможно, жена осуществила этот план, и теперь уже загорает на пляже – до города рукой подать. Эти опасения подтвердила хозяйка дома, зашедшая в комнату.
— Уехала в полдень. Сказала, чтобы ты ее не ждал и не искал.
Уезд молодой супруги расценил как трусливое бегство, или заранее спланированную акцию, которая может стать предтечей развода. Но к такому обороту событий был явно не готов; не то, чтобы дорожил отношениями, жена составляла смысл жизни, кажется, не было такой минуты, чтобы не думал о ней.
— Как же так?- Дрогнувшим голосом обратился к бабке,- Ничего не сказал мне?
— Нет. Взяла сумку и поминай, как звали.
Добивался ее…, нет не любви, а всего лишь расположения, долгие годы. Сохранилось предание, что их, младенцами, крестила бабка, завещавшая жить вместе, под одной крышей, а вся ее семья только радовалась, что они с детства тянулись друг к другу. Однако по мере того, как взрослела, сначала девочка, а потом девушка, не то, чтобы замыкалась в себе, а облачалась в ореол таинственности, причину которой никто не понимал. Обычно они шли в школу гурьбой, много разговаривали, смеялись, подтрунировали друг над другом. Она больше всех приставала к нему: то шапку с него снимет, то сумкой ударит по спине, то, подставив подножку, опрокинет в сугроб. И он радовался этим, не совсем дружелюбным знакам внимания, как простодушный ребенок, а однажды сам ее ловко уложил в сугроб, сверху неумело прижав разгоряченной грудью нараспашку. Он близко увидел ее карие испуганные глаза, широкие ресницы, которые порхали в глазницах, как крылышки маленьких птиц, изогнутые брови, удивленно вздернутые к непослушной челке на лбу. Полуоткрытые чувственные губы торопливо ловили морозный воздух, она что-то хотела сказать, но задохнулась, и от того ее выразительное лицо заполыхало краской.
— Пусти, дурак,- наконец выдохнула она.
— А если не пущу…
-Получишь у меня.
Наконец, встали, она решительно шагнула к нему, он ловко вывернулся из под ее рук и побежал. Этой близости хватило ему, чтобы, не помня себя, и дальше делать глупости, дурачась, он побежал зигзагами по дороге, улюлюкая во всю мочь. Все громко смеялись над ним, а она стояла как вкопанная, и в ее облике было что-то по-взрослому непримиримое, своенравное, но нельзя было даже догадаться, что именно. Весь вечер он только и думал о ней, неопытное сердечко мягко ныло под грузом впечатлений, а руки порой сами по себе что-то искали.
На другой день, на уроке, соблюдая конспирацию, написал душещипательную записку с предложением вечной дружбы и покровительства, она торопливо отказала ему, показушно улыбнувшись одними глазами. Но опять же конкретно это ни о чем не говорило – таинственностью была богата более, чем сказочная героиня из зазеркалья. В будущем, вплоть до окончания средней школы, делал еще несколько попыток навести мосты, но результат был один и тот же: она как-то странно отказывала ему. Бывало и такое, что даже позволяла ухаживать за собой, но всякий раз откровенность обрывалась на полуслове. Замыкалась в себе, а он, по своему обыкновению, переставал искать с ней встреч, дожидаясь того благодатного часа, когда все изменится, и в сумеречный вечер, как долгожданная удача, ослепительно сверкнет перед ним ее удивительная улыбка. Со временем он воспитал в себе неплохое качество – дорожить свободой, не кланяться понапрасну, уметь ждать, а это тоже искусство.
Да и стоило ли пускаться во все тяжки, когда в ситуациях, близких к безвыходным, все-таки обращалась именно к нему, надеясь на бескорыстную помощь и, как показывали дальнейшие события, временное единство. Так было, когда ее всеми правдами и неправдами добивался один из приезжих ловеласов. В глухую полночь подняла с постели и попросила проводить до дома. Это для нее сделал с тихой радостью, хотя их встретил тот самый ухажер из беспокойных южан, прихвативший для большей убедительности увесистую сучковатую дубину. Заставив ее зайти в дом, доходчиво объяснил пришлому жениху, чтобы тот не распускал руки, иначе завтра его красивый молодой труп найдут в ближайшем озере — за него есть, кому заступиться в деревне, стоит только свиснуть. На другой день обескураженный южанин встретил возле правления колхоза и с виноватой улыбкой извинился, пожелав долгой, счастливой жизни в супружестве. Но его мечтам, что этот подвиг, пусть даже в кавычках, внесет какие-то изменения в их отношения, не суждено было сбыться. Следующая за этим событием встреча была более чем прохладной. Нет, отчужденностью не пахло. Но всякая надежда на взаимность совершенно исключалась. По-прежнему она была таинственной и непостижимой. И он снова уходил в тень.
Так было и в момент странного сватовства, когда она позволила увезти себя в соседнее село: жених стоял на коленях, горячо клялся в вечной любви и преданности. И все-таки, в какой-то переломный момент, она, словно бы прозрев, сбежала из его дома. И метнулась не к родителям, а опять же к нему за защитой и покровительством. Он сделал все, чтобы она уехала их деревни, начав новую жизнь: нашел ей подходящую работу в райцентре, жилье. Но стоило сделать навстречу по-настоящему решительный шаг, как его избранница снова напускала на себя прежнюю тень таинственности, нельзя было понять, что или кого она хочет. И не отталкивала, и не отвечала взаимностью на чувства, и не давала надежды, что где-то в будущем все изменится, и они будут вместе.
Шло время. Они, то встречались, мило улыбаясь, то отчужденно смотрели друг на друга со стороны. Иной раз казалось, что вот-вот наступит развязка. И она первой скажет заветное слово «Да!». Но в самую последнюю минуту ее живые глаза становились холодными, словно защищаясь, она вскидывала вперед руки и торопливо говорила:
— Нет, нет. Только не сегодня…. Когда-нибудь….
В эти минуты он совершенно не узнавал ее, перед ней стояла незнакомая девушка, не способная даже подать руку, не говоря уже о поцелуе. И словно защищаясь в свою очередь от натиска таинственных сил, он напускал на себя равнодушие, решительно поворачивался и молча уходил, без стеснения игнорируя ее бессвязные слова, летевшие вдогонку.
По-настоящему счастливые минуты испытал в новогодние праздники, когда надо было узнать поздним вечером, а будет ли попутная автомашина в райцентр на следующий день. Он сходил в соседний поселок, чтобы выяснить это как можно подробнее. А потом вернулся с хорошей вестью к ней домой, весь холодный, шагнул под ширму, где девушка умиротворенно дремала в постели. Она взяла его закоченевшие руки и положила под одеялом к себе на горячую грудь и долго отогревала их, и шептала какие-то нежные слова, и улыбалась полными губами. Ее ресницы, как крылышки маленьких птичек, заворожено трепетали, брови взлетали вверх к растрепанным на лбу волосам, а карие глаза зашлись неразделенной негой. За эти несколько минут готов был прошагать еще с десяток километров по ночным дорогам.
Утром, в промерзшем кузове грузовой автомашины, они ехали вместе, тесно прижавшись друг к другу, всю дорогу молчали. Что можно и нужно было сказать, сказали ночью, а сейчас оставалось сохранять домашнее тепло и торопить попутку, чтобы она как можно быстрее привезла их в райцентр. Но стоило им сойти на перекрестке, как их дороги мгновенно разошлись, а она до неузнаваемости изменилась. На его вопрос: «Когда они встретятся?», прозвучал банальный ответ из прежних слов, услышанных не раз: «Не знаю, может быть, когда-нибудь»… Новогодний праздник завершился. Начинались обыкновенные будни, а для него светило удручающее одиночество.
И все же судьба подарила шанс, которым решительно воспользоваться. Выходила замуж сестра. В доброй половине села начиналась разгульная жизнь, в которой участвовала вся молодежь. Он словно сошел с ума, а она пошла у него на поводу. Под всеобщее одобрение, что не годиться старшему брату оставаться в бобылях, когда младшая сестра идет под венец, завалился с ватагой парней к ней домой свататься, и тогда ей ничего не оставалось другого, как пролепетать наконец-то долгожданное «Да!». Она была бессильна перед его натиском, не умоляла, не просила ни о чем, а смирилась с положением девушки, которой вообще-то тоже надо было выйти замуж. Те несколько часов, когда парни кружили в ее доме, а он, гордый и счастливый сидел возле за столом, обезоружили и обескровили прежнюю воительницу, непреклонную в своих помыслах и неумолимую в поступках. Она сделалась мягкой и податливой, для нее тоже, видимо, пробил заветный, греховный час.
Теперь уже все село гуляло напропалую. Сколько было выпито водки и самогона, съедено курников, не в силах сосчитать никто. Тамада давно позабыл кричать «Горько!», только загадочно подмигивал молодым из-под густых бровей. То и дело кукарекали петухи, которым после перепоя под всеобщий хохот отрубали головы. Пытались, было, напоить собачонку, но та больно покусала обидчиков и юркнула под столы. Разгоряченные бабы, взгромоздившись на скамейки, стулья и табуретки, не раз дружно распевали величальные, оглушительно топая, громыхая тарелками и ложками. Бедный гармонист еле-еле успевал подбирать мелодии, а его все понукали и даже грозили, что в случае чего привяжут к стенке веревками. Старики благоденствовали и после каждой стопки одобрительно расчесывали бороды, изрядно напичканные разной снедью. Парни из его окружения нет-нет, да и подходили к нему, одобрительно хлопали по плечу и кричали в ухо:
— Это все для тебя, мужик. Живи и радуйся.
От счастья он был на седьмом небе. Первая же брачная ночь принесла такую неописуемую радость, от которой, кажется, задохнулся. Даже в полумраке она была обольстительно хороша — розовая, как волшебная фея, руки горели у него на плечах, а блуждающий взгляд карих глаз колдовал непредсказуемостью. Неопытные в интимных делах, они не скрывали смущения и смеялись над собой – он с тихой радостью, она с виноватой улыбкой. «Вот и все,- думал он,- она моя», а вслух не мог сказать ничего определенного, не зная, что услышит в ответ.
Отрезвление наступило скоро. Ранним утром, перед тем, как им уехать в райцентр, почувствовал в ее поведение какое-отчуждение. Прежнее вернулось к ней, но уже не в том качестве, в каком оно проявлялось раньше. И это не назвал бы ореолом таинственности, осознавая все же, что ее избранница очень рано занялась переоценкой ценностей.
— Ну что с тобой?- спросил он ее нерешительно.
— Не знаю,- ответила она,- кажется, мы поторопились.
— Лучше раньше, чем никогда.
В райцентре они нашли комнату у стариков, худо-бедно прибрали ее, обставили, чем могли. Для него праздник продолжался. Каждая ночь приносила блаженство. Он ждал ее наступления с трепетом и нетерпением. Первой ныряла в постель она и выжидающе смотрела на него. Он молча подходил к кровати и рывком сбрасывал с нее одеяло.
— Ах!- вскрикивала она.
Не пытаясь вырвать одеяло, выжидающе смотрела на него, видно, нравилось, что производит оглушительное впечатление. Как и в первую ночь, розовая, с полной, волнующей грудью, плоским животом, подчеркивающим красивые ноги, теперь уже молодая женщина, способная кого угодно свести с ума, безраздельно властвовала над ним, делающим первые шаги в интимной жизни. Он не спешил, зная, что будет вознагражден сполна за прелюдию, а когда свершалось безумие, не контролировал себя.
Так должно было продолжаться вечно. Но то естество, которое было заложено в нее с детства, никуда не делось. И его пугало прежнее, когда она с легкостью уверенного человека возвышалась над ним. Но теперь уже в ином качестве все чаще и чаще смотрела ему в глаза с неопределенностью женщины, которая еще не сделала окончательный выбор. В первое время новые впечатления глушили отзвуки нарастающей душевной борьбы, однако, с каждым новым днем они уступали место другим чувствам. И она становилась прежней. И все чаще повторяла: «Не знаю…. Может быть…… Когда-нибудь….».
Впрочем, это мало волновало его. Он добился своего. И куда она теперь от него денется? Но час развязки наступил. Во время утренней перепалки так походила на себя прежнюю, что ему стало страшно: женщина смотрела свысока, с девичьей непокорностью, всем своим видом давала понять, что ничем и никому не обязана. И ему только оставалось включить прежний ресурс: замкнуться в себе, занять, как всегда, выжидательную позицию.
Эти качества, когда она могла встать даже над собой, проявлялись и раньше. Но они не приносили ему большой беды. Воспитанный в духе свободолюбия, он с легкостью парировал выпады: напускал на себя равнодушие, отходил в сторону, зная, что придет день или вечер, и она вернется к нему. Другое дело, когда они создавали семью, кому-то надо было поступиться принципами, но неопытность и горячность встали преградой на их пути. И самое ужасное, что отныне она не могла поступать, как прежде, например, встать и уйти, обойтись полунамеками, отговориться пустыми обещаниями. Это ее мучило больше всего. Она утратила самостоятельность и независимость. Последнее, что сделала – решила одна, без мужа, провести отпуск. Для него разрыв, пусть даже временный, становился настоящей пыткой, потому что каждой воспаленной клеткой тела и мозга продолжал чувствовать ее близость.
Из всех зол выбрал себе наитягчайшее. Наутро, подав заявление по собственному желанию, без документов, с одной небольшой дорожной сумкой, уехал по железной дороге в далекое уральское село. Как сложилась его дальнейшая жизнь, это уже другая история.

10 комментариев

Удаленный за ложь и клевету
До боли знакомая история… Из моей недавней личной жизни. Разгадка проста. Недостаточная внутренняя фиксация своего «я» приводит к его внешнему утрированию, и как следствие — к махровому эгоизму и отсутствию эмпатии. Поэтому самому женщин больше в церкви, чем мужчин. Им там имплантируют личность, которую они сами выработать не в состоянии, будучи просто живыми куклами. И именно поэтому не искренний и благородный мужчина в итоге становится мужем или сожителем такой бездушной красотки, а подлый манипулятор… Достаточно вспомнить роман Анны Австрийской и кардинала Мазарини в качестве примера.

С уважением и глубокой признательностью за прочитанное, Мстислав
Иван Близнец
Хочу продолжить тему. не раскрываю детали, но будет интересно.Но не знаю, скоро ли это удастся мне сделать. очень поворотов много.
Орлуня
Ага, так это не из жизни!))) Наверное, Иван, Вы знали похожих людей и сделали их героями этого отличного рассказа? Они получились реалистичными. Но могу уверить Вас, что мужчине женщину никогда не понять, потому что мы из разных миров)))☺ А про адамово ребро — это сказка!
Иван Близнец
Все скажу после того, как напишу продолжение. Вот тогда и обменяемся мнениями.
Витя Ран
Иван, бабы, они такие, их часто не поймешь. Это потому что у них центр тяжести находится в другом месте, не там, где у нас мужиков.
Иван Близнец
Согласный.У нас с ними даже языки разные. Флешку бы им поменять. Или вообще жесткий диск, матрицу.
Юша Могилкин
И будет нам пипец, как скучно.

)))
Юша Могилкин
Странная барышня, странная.
Не, я знаю, что они всякие существуют, даже которым совершенно неинтересны телесные удовольствия – была у меня одна знакомая, красивая, аки Венера Милосская с руками, добрая, заботливая и вообще, но насчет этого дела – бревно с раздвинутыми ногами, хотя никогда не отказывала.
А два моих приятеля по аналогичному поводу испытывали реальные проблемы в семейной жизни – «нет» и все, а гонору – как у папы римского.
Но ежели по мне, то вообще никогда не морочился.

«Сытый купец как сверкнет серебром:
«Нет, так не надо – другую найдем!»
»,

как написал однажды Иван Саввич Никитин в своем стихотворении «Ухарь-купец».

Но я понимаю: человеческая любовь – она такая штука: вроде бы, самый обыкновенный инстинкт продолжения рода, однако, со своими заморочками.

)))
Иван Близнец
В том то и дело, что эти самые заморочки спать не дают. Говорят, химия виновата, запахи. понимаешь ли разные. А я так думаю, что природа не дура, размножаться заставляет, под эти заморочки и рождаются детишки.
Юша Могилкин
Природа – мать ее! – так устроена, что, когда оно молодо-зелено, граждане, сломя голову бегут влюбляться и размножаться.
А потом – бац! Оказывается, что кто-то размножился совсем не с тем, с кем нужно. И начинаются проблемы человеческого социума в виде «ответственности за тех, кого приручили» и появившееся потомство.
Люди живут и мучаются, поскольку расторжение брака считается общественно-негативным явлением.
Но, по логике вещей, ежели что-то не то, то рвать нужно сразу, чтобы не страдать и не причинять страдания.

А самими счастливыми считаются вторые-третьи браки, когда люди, умудренные жизненным опытом и познавшие все перипетии отношений между полами, живут ровно, в полном согласии друг с другом.
Правда, в ряде случаев, не имея общих детей – возраст, все-таки…
А зря.

)))
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.