ЗЕЛЕНЫЕ СВИНЬИ

После операция, которая прошла успешно, но требовалось времени для полного выздоровления не менее трех месяцев, я вдруг обнаружил, что могу основательно заняться литературным трудом, по своим свойствам для меня не обременительным. Тем более, что в природе властвовала зима, и все хозяйственные дела даже без медицинского вмешательства откладывались для меня на неопределенное время. Но одно дело поставить перед собой цель, а совсем другое – достигнуть ее: мало способности к творчеству, надо, чтобы Пегас высек из него благотворные искры. Иными словами мне нужна была тема, достаточно серьезная, способная заворожить читателя.
Пока я размышлял, с чего начать, ко мне зашел на огонек давнишний знакомый, Василий Иванович. В свое время он работал на важных должностях, но с уходом на пенсию, как и я, оказался не у дел. Слово за слово мы подобрались к святая святых жизненных ценностей, то бишь, с каким грузом каждый из нас встретил старость. Про себя я без зазрения совести сказал, что, кроме ручки, ничего тяжелее не держал и сейчас не имею.

— Ну, на счет «имею» и я далеко от тебя не ушел. Гол как сокол, разве что домишко свой. Но и ты живешь не под коммунальной крышей.

— Однако твой послужной список куда богаче моего, Василий Иванович.

— Да, в этом отличие мое не малое. А что толку? Все перечеркнули девяностые годы.

— И, тем не менее, повесть твоих лет заманчиво интересная,- начал витиевато я,- столько неожиданных поворотов…

— Уж не собираешься ли ты сделать меня героем рассказа?

— А хотя ты и так. Что, слабо?

— Нет, почему же. Но я не сторонник того, чтобы афишировать свои подвиги. Да и не люблю я вашего брата.

— Это отчего же? Насолили?

— Не насолили, а однажды в душу плюнули, вернее, плюнула. Приехала в колхоз газетчица, так, мол, и так, уборка урожая на носу. Как мы ее встречаем? Не видела, что ли, весь народ на ногах, в мастерских, на полевых станах, трудится не покладая рук. Ну, я взял и давай ее водить за нос, дескать, мы планируем, мы думаем, мы соображаем. Ничего конкретного не сказал, но дал понять, что каждый человек, имеющий глаза и уши, должен делать выводы сам. Вот и заработал разгромную статью на первой полосе под заголовком: «Уборка урожая на носу. А председатель думает»… Столько лет прошло, но никак не могу забыть эту мадам и ее журналистский опус.
— Душу ранила? Бывает, Василий Иванович. Газетчик ради красного словца, не пожалеет и отца, как говорится. Но вообще каждый из вас в пузырь полез.

— Да, одно дело между собой позлословить, а другое вынести скандал на публику.

— Согласен, были перегибы. Но нас здорово поддерживали партийные органы. Обычно они занимали нашу позицию. И чуть что цыкали на вашего брата, хозяйственника. В самом деле, не исхудал же тогда от критики…

— Еще чего?

— Этика тогда была другой — ради общего дела на все готовы… Помнишь, наверное: дождливый год, а радио во всю трубит — откуда взяли, что идут дожди?

— Это говорилось для того, чтобы мы не расхолаживались, сидели возле комбайнов и ждали погоду. Психология, твою мать.

— И она давала плоды.

— Какие плоды? Недоверие культивировала. Насаждала телячьи инстинкты.

— Да все мы тогда брали под козырек перед начальством. А ты отвлекся, однако, продолжай….

— Ну, так вот, хозяйственника не благословляли, а хулили, выжимали из него все. Председатель колхоза, вроде бы, на селе голова, царь и бог, чуть ли не помещик. А поскребешь его хорошенько, и выйдет наружу сирота казанская.

— Скажешь тоже, перед вами не один я шапку ломал. У вас же в руках были ресурсы.

— Вот насчет ресурсов я тебе расскажу одну поучительную историю. В году так нн-ном в начале июня закончились концентрированные корма. Каково это для моего колхоза, где на свиноферме содержалось порядка пяти тысяч голов?

— Представляю, пару пятачков держу, и то и дело заглядываю в сусеки, как бы, не пролететь, не остаться без корма.

— Так вот, у меня на шее пять тысяч голов. Орут как недорезанные, кормить нечем. Заикнулся, было, в райкоме партии, а первый просто отмахнулся: я хозяин, и я должен выкручиваться. Хорошенькое дельце, если даже сам бы лег в кормушки, то все равно до уборки урожая не выдержал бы, не дотянул.

— Постой-ка, а как же вы рассчитывали, баланс подводили, Василий Иванович?

— А никак не рассчитывали. Установка была: с ростом поголовья общественного животноводства зерновую группу не сокращать. И как итог, засыпали зернофураж процентов на семьдесят к потребности.

— Но есть же еще один резерв – комбикорма.

— Это голубая, недостижимая мечта каждого председателя. Комбикормами в то время снабжали совхозы, которые выращивали племенное поголовье.

— Вот те раз, это же ни в какие ворота не лезет.

— Правильно ты сказал: «Не лезет».

— И какой же ты нашел выход?

— Поехал к директору совхоза, у которого были фонды. Он иногда меня
выручал, подкидывал комбикорма, но на этот раз отказал: «Не могу. Сам на мели». Посидели мы с ним, повздыхали, отматерили от души высокое начальство, директивные органы, а потом он сказал: «Давай заглянет в гости к папе»: так мы величали директора комбикормового завода. Надежды, конечно, никакой не было, но все же для очистки совести решили навестить его. Как и следовало ожидать, наш «папа» только руками развел. Но когда уже вставали, чтобы покинуть его кабинет, он, ничтоже сумящеся, предложил: «Попробуйте вычистить силоса, может, и наскребете сколько-нибудь. Но учтите, дело это опасное, руки ноги можно поломать.». Я тут же организовал мобильную бригаду, проинструктировал ее, снабдил поясами безопасности, веревками. Два дня бригада добросовестно работала на очистке резервуаров комбикормового завода. И за счет этого я продержался еще пару недель, а там подросла трава, мы быстро наладили производство травяных гранул и кормили ими свиней от пуза. Все бы ничего, но к тому времени, когда начали убирать зерновые, наши свиньи позеленели. Да, позеленели в прямом смысле этого слова. Правда, я не знаю, как на качество колбасы это отразилось, зато специалисты выяснили, к чему приводит переизбыток травы в рационе кормления свиней. Хорошо, что инфекция никакая не вспыхнула. Бог миловал.
— Не хотел бы я остаться даже на минуту с глазу на глаз с голодными свиньями. Они на все способны.
— Попробуй, доведи до голода своих пятаков. Они тебе такое устроят.
Их у тебя два. А у меня было на руках пять тысяч пятаков. Пять тысяч!

— Может, тебе плеснуть граммов сто пятьдесят, чтобы ты успокоился, Василий Иванович?
— Не надо. И так отойду. Понял теперь, кто во что горазд? А ты красное словцо, красное словцо, этика….

— Обиделся, что ли? Мы с тобой на узкой тропинке не встречались. Плохим словом я тебя не обижал.

— Но ты был в этой самой когорте, которая на дуде играла.
— Каждый делал свое дело.

— Но только я один однажды вырастил зеленых свиней,- улыбнулся Василий Иванович.

Василий Иванович встал, оделся и, попрощавшись, ушел домой. Я еще долго не мог успокоиться. Мне все мерещились голодные зеленые свиньи, рядом корреспондентка, показывающая пальцем на них, она как бы говорила: «А председатель все думает»…