JB-700. 4. Свагнум.
(начало выше)

Профессора увезли не куда-то, а в самый что ни на есть элитный госпиталь в Хэмпстеде. О чём он узнал лишь после шикарного обеда.
— За чей счёт банкет? – оглядел Дак сервировочный столик, ввезённый медбратом.
Чего там только не было … Алкоголя не было. А так, 7-звездочный обед.
— За счет попечителей и налогоплательщиков, — удалился сотрудник. Джонатан даже не успел спросить, где он находится.
Географию прояснил вчерашний полицейский — инспектор Свагнум. Наконец-то, он представился. А может он и раньше показывал удостоверение, но док не помнил.
— Как вы себя чувствуете?
Как себя чувствовал профессор после всего произошедшего? Более нелепого вопроса невозможно было придумать. Вот, как чувствовал, так и ответил.
— А я думал, что ученые не матерятся, — подошел к окну следователь, открыв жалюзи.
Света в палате больше не стало. Госпиталь стоял в плотной тени дубов и буков.
— А как вы себе представляете возглас ученого, потратившего всю жизнь на определенный результат, и неудачно? Или, когда у него воруют сотовый телефон?
— Вот ваш телефон. – Инспектор аккуратно положил аппарат на койку рядом с доком: — Контакты в нём нас ни к чему не привели, кроме непонятной связи с американскими туристами.
— Это вторжение в личную жизнь! – возмутился Джонатан.
— Это безопасность государства, — перебил его Свагнум.
— Вы не простой инспектор, — напрягся Дак.
— А никто не обещал легкого расследования, — поставил стул напротив детектив. – Я хочу вернуться к вашему «вроде».
— К какому «вроде»? – не понял док.
— Наша первая встреча закончилась вашим ответом: «Я ВРОДЕ всё рассказал». Вот меня и интересует это «ВРОДЕ». И череда последующих событий.
— Я ничего не помню, — лёг Джонатан, сжав телефон в руке.
— Давайте вспоминать вместе. – Инспектор осторожно взял карпаччо осьминога. И ещё. – У вас богатые покровители. Вкусно.
— Это за счет попечителей, — отвернулся док.
— А они вам кто? – продолжал поглощать экзотическую кухню следователь.
Сам док ограничился одним шницелем по-венски с яйцом и на поджаренном хлебе. Всё остальное осталось не тронутым.
— Я, полчаса назад, инспектор, от вас узнал, где нахожусь. Кто стоит за этим, пусть останется на совести этих добрых людей. Вам, я вижу, обед тоже по вкусу? – Он попытался анализировать ситуацию: «Если это Баттер, то почему сначала хочет убить, потом размещает в пафосном госпитале? Если не он, то кто?» — Мне нечего вам сказать.
— То есть, вас не удивляет, что сначала совершаются покушения, а потом пытаются вылечить в самой престижной клинике Лондона?
— Послушайте, Свагнум, я вчера беседовал с вами в самой обычной больнице. После теракта, я очнулся здесь. Почему вы всё привязываете ко мне? Вы поймали террориста? Добились от него признания, зачем он стрелял в меня? Или кто стрелял в меня у клуба?
— Ищем.
— Я сам ничего не понимаю, — поднялся и сел профессор.
— Хорошо. Давайте начнём сначала. – Слопал инспектор кронат с малиной.
— Вкусно?
— Объедение! – вытер пальцы салфеткой Свагнум.
— Там, помимо попечителей, ещё и деньги налогоплательщиков, — съязвил профессор. Или попытался съязвить.
— Этот обед за ваш счёт, — бросил салфетку инспектор, гоняя во рту остатки креветок и косточки малины.
Док ждал каких-то умозаключений следователя, кроме тех, что он доел его обед.
— Через несколько дней вас выпишут, — икнул и рыгнул Свагнум, закрывая жалюзи. – Что будете делать?
«Вот же вцепился, словно клещ. Что? Где? Зачем?»
— У меня здесь дом, — док обвёл палату глазами. – Жена в отъезде. Буду реабилитироваться.
— Ваш дом несколько в неприглядном состоянии.
«Откуда он всё знает?» — терзался Джонатан.
— Ну, уеду к жене, или домом займусь, — пожал он плечами.
Свагнум ходил по палате и, молча, рассматривал картины, развешанные на стенах. Причем, оригиналы Моне и Васнецова.
— Сейчас, по распорядку, сонный час. — Следил за инспектором профессор.
— Вы уже знакомы с распорядком?! – резко повернулся коп.
— Нет. Это вы упустили, что в любых стационарах, после обеда – сон. И никаких процедур.
— ОК. – Внезапно согласился Свагнум. – Но я буду рядом, на предмет непредвиденных обстоятельств.
— Только не в палате.
— Разумеется, – улыбнулся инспектор, внезапно схватившись за горло.
Побледнел, покраснел, посинел и разбух, как, простигосподи, тампакс.
Широко выпученными глазами он пялился на профессора. Док, не отводя взгляда, нажал красную кнопку вызова персонала. Мгновенно появился санитар, доставивший обед, и вывез столик из палаты. На все сигналы о помощи, он остался безучастным. Дак жал и жал кнопку. А Свагнум пух и пух. В конце концов его разорвало, залив всё помещение кровью и ошмётками внутренних органов.
Сбросив с плеча что-то, Джонатан осторожно вышел из палаты. Идеальная чистота простиралась налево и направо. Глянув в окно напротив, понял, что находится на третьем этаже. Прыгать на рядом стоящие буки, не резон. Ему не 20 лет. Внизу, где центральные двери, всяко сидит охранник. А он в больничной пижаме, залитой кровью.
Возможно, от сигнала красной кнопки, появились врачи, но док, волоча раненую ногу, бросился, как мог, в противоположную сторону. Его быстро настигли. Воткнули укол. Внезапно вспомнился концерт Electric Light Orchestra на Wembley. Вспомнился и всё.
(продолжение дальше)

Профессора увезли не куда-то, а в самый что ни на есть элитный госпиталь в Хэмпстеде. О чём он узнал лишь после шикарного обеда.
— За чей счёт банкет? – оглядел Дак сервировочный столик, ввезённый медбратом.
Чего там только не было … Алкоголя не было. А так, 7-звездочный обед.
— За счет попечителей и налогоплательщиков, — удалился сотрудник. Джонатан даже не успел спросить, где он находится.
Географию прояснил вчерашний полицейский — инспектор Свагнум. Наконец-то, он представился. А может он и раньше показывал удостоверение, но док не помнил.
— Как вы себя чувствуете?
Как себя чувствовал профессор после всего произошедшего? Более нелепого вопроса невозможно было придумать. Вот, как чувствовал, так и ответил.
— А я думал, что ученые не матерятся, — подошел к окну следователь, открыв жалюзи.
Света в палате больше не стало. Госпиталь стоял в плотной тени дубов и буков.
— А как вы себе представляете возглас ученого, потратившего всю жизнь на определенный результат, и неудачно? Или, когда у него воруют сотовый телефон?
— Вот ваш телефон. – Инспектор аккуратно положил аппарат на койку рядом с доком: — Контакты в нём нас ни к чему не привели, кроме непонятной связи с американскими туристами.
— Это вторжение в личную жизнь! – возмутился Джонатан.
— Это безопасность государства, — перебил его Свагнум.
— Вы не простой инспектор, — напрягся Дак.
— А никто не обещал легкого расследования, — поставил стул напротив детектив. – Я хочу вернуться к вашему «вроде».
— К какому «вроде»? – не понял док.
— Наша первая встреча закончилась вашим ответом: «Я ВРОДЕ всё рассказал». Вот меня и интересует это «ВРОДЕ». И череда последующих событий.
— Я ничего не помню, — лёг Джонатан, сжав телефон в руке.
— Давайте вспоминать вместе. – Инспектор осторожно взял карпаччо осьминога. И ещё. – У вас богатые покровители. Вкусно.
— Это за счет попечителей, — отвернулся док.
— А они вам кто? – продолжал поглощать экзотическую кухню следователь.
Сам док ограничился одним шницелем по-венски с яйцом и на поджаренном хлебе. Всё остальное осталось не тронутым.
— Я, полчаса назад, инспектор, от вас узнал, где нахожусь. Кто стоит за этим, пусть останется на совести этих добрых людей. Вам, я вижу, обед тоже по вкусу? – Он попытался анализировать ситуацию: «Если это Баттер, то почему сначала хочет убить, потом размещает в пафосном госпитале? Если не он, то кто?» — Мне нечего вам сказать.
— То есть, вас не удивляет, что сначала совершаются покушения, а потом пытаются вылечить в самой престижной клинике Лондона?
— Послушайте, Свагнум, я вчера беседовал с вами в самой обычной больнице. После теракта, я очнулся здесь. Почему вы всё привязываете ко мне? Вы поймали террориста? Добились от него признания, зачем он стрелял в меня? Или кто стрелял в меня у клуба?
— Ищем.
— Я сам ничего не понимаю, — поднялся и сел профессор.
— Хорошо. Давайте начнём сначала. – Слопал инспектор кронат с малиной.
— Вкусно?
— Объедение! – вытер пальцы салфеткой Свагнум.
— Там, помимо попечителей, ещё и деньги налогоплательщиков, — съязвил профессор. Или попытался съязвить.
— Этот обед за ваш счёт, — бросил салфетку инспектор, гоняя во рту остатки креветок и косточки малины.
Док ждал каких-то умозаключений следователя, кроме тех, что он доел его обед.
— Через несколько дней вас выпишут, — икнул и рыгнул Свагнум, закрывая жалюзи. – Что будете делать?
«Вот же вцепился, словно клещ. Что? Где? Зачем?»
— У меня здесь дом, — док обвёл палату глазами. – Жена в отъезде. Буду реабилитироваться.
— Ваш дом несколько в неприглядном состоянии.
«Откуда он всё знает?» — терзался Джонатан.
— Ну, уеду к жене, или домом займусь, — пожал он плечами.
Свагнум ходил по палате и, молча, рассматривал картины, развешанные на стенах. Причем, оригиналы Моне и Васнецова.
— Сейчас, по распорядку, сонный час. — Следил за инспектором профессор.
— Вы уже знакомы с распорядком?! – резко повернулся коп.
— Нет. Это вы упустили, что в любых стационарах, после обеда – сон. И никаких процедур.
— ОК. – Внезапно согласился Свагнум. – Но я буду рядом, на предмет непредвиденных обстоятельств.
— Только не в палате.
— Разумеется, – улыбнулся инспектор, внезапно схватившись за горло.
Побледнел, покраснел, посинел и разбух, как, простигосподи, тампакс.
Широко выпученными глазами он пялился на профессора. Док, не отводя взгляда, нажал красную кнопку вызова персонала. Мгновенно появился санитар, доставивший обед, и вывез столик из палаты. На все сигналы о помощи, он остался безучастным. Дак жал и жал кнопку. А Свагнум пух и пух. В конце концов его разорвало, залив всё помещение кровью и ошмётками внутренних органов.
Сбросив с плеча что-то, Джонатан осторожно вышел из палаты. Идеальная чистота простиралась налево и направо. Глянув в окно напротив, понял, что находится на третьем этаже. Прыгать на рядом стоящие буки, не резон. Ему не 20 лет. Внизу, где центральные двери, всяко сидит охранник. А он в больничной пижаме, залитой кровью.
Возможно, от сигнала красной кнопки, появились врачи, но док, волоча раненую ногу, бросился, как мог, в противоположную сторону. Его быстро настигли. Воткнули укол. Внезапно вспомнился концерт Electric Light Orchestra на Wembley. Вспомнился и всё.
(продолжение дальше)
4 комментария
Меня очень интересуют три картины Виктора Михайловича:
«Песнь о Сальгаре», «Клумба на даче близ Дмитрова» и «Молочница» (не вагинальное заболевание, а женщина с бидонами), а то их мало кто видел, но тут, очевидно, открываются большие перспективы…
)))
)))))
Местонахождения большинства картин Васнецова известно вдоль и поперек. И никакие больничные палаты не выступают в роли их хранилища.
Но есть такие картины, которые канули фик поймешь куда, и перечисленные мной — тоже.
Вот я и подумал, что ты – как известнейший искусствовед, знакомый понаслышке о художнике В.М. Васнецове, может быть, озвучишь названия полотен, висящих на стенах больницы.
А ты – сразу беситься:
«Это не я написал, оно само и вообще, мое дело сторона, я к этому не имею никакого отношения, это все святый дух сочинил, дайте мне три рубля на пиво».
)))
Когда я маленького Костакиса учил читать, он филонил, разумеецо. Но однажды сказал, что читать научился. Я даю ему книжку Курочка Ряба с картинками, и он начинает читать. Листает, водит пальчиком и читает. А ему, года 4 было. Я сам в 5 лет только читать научился. Но, слежу за ним, улыбаюсь. Всё чётко. Выучил наизусть, нормально.
Кода: «Мышка хвостиком МАХУЛА, яичко упало и разбилось».
(МАХУЛой ща называю х-ню для роздува углей).
Но я ему показываю на последнюю стр, — где редакторы, типография, тираж:
— До конца читай.
— Художники, композиторы, Бетховены. – Прочитал он, захлопнув книжку. И отдал мне. Читать умеет.
4 (!) ГОДА.
ОО – какие нахуй Бетховены? В 4 года.
И ты мне про Васнецова рассказываешь на стенах лондонской клинике. Я ваще не знаком с ним и его творчеством. Грачи прилетели, знаю. Это он, или другой художнег?
В романе пытаются убить секретного британского ученного. И васнецов.
Я думал, что я один такой ебанутый.
))))