Исповедь родившегося в 1975
Сколько себя помню, всегда хотелось Настоящего Дела, которым бы занимался с душой, при этом я плохо себе представлял, каким оно должно быть, это Дело, «твоё» Дело! Часто, перебирая разные профессии, я будто бы примерял костюм: подходит-не подходит, как смотрюсь… Раз мысленно я облачился в поповскую рясу и решил, что она мне жутко идёт. Даже написал стихотворение, оно конечно вышло непутёвым, шуточным, но всё же… как написал мне один мой рецензент: «А прикольный бы из Вас поп вышел: с юморком, матерком, подколочками, зато пастве весело.»
Попом желаю быть,
Святый водой кропить
И ладаном курить
Пред божьими рабами,
Взмывать под купола
И яро барабанить:
«Бом-бом, бам-бам» — во все колокола.
Стоять на клиросе
И петь Исусу славу:
«Ле-ле, ла-ла», на Русоса похож.
Поповская по нраву
Мне ряса до чего ж!
Душите страх и ложь,
Любви ликуйте праву,
Берёзки, клевер, рожь -
Лобзайте! И любите
Всех тварей на земле,
И даже — мымру вошь
На собственном челе.
Любите ВСЁ! Любите ВСЕХ! -
Твердил б в поповской рясе.
Чтоб мне её одеть,
Однажды перед паствой
Предстать во всей красе,
Хоть каждый день говеть
Готов, забыв о мясе,
И чтобы круче быть,
Ещё солидней в рясе
На Русоса похож,
Сто пятьдесят псалмов
Готов я зазубрить
И целый год не брить
Я их, СВОЯ мордасы,
А там лишь подравнять
Чуть-чуть и- всех делов,
Готов отец Крисаний
К служению, как пить.
Пока ж ты просто — Лёлик,
Подлец, мечтатель, вошь,
усы не трогай, бобик,
и бороду не трожь!
Ни дэнс тебе, ни мясо,
Ни с маслицем блинов…
Из шмоток — только ряса,
Фуфайка без штанов.
Моя мечта, мое желанье
Тебя увидеть не во сне
В полупрозрачном одеянье
Вошедшей в ке`лейку ко мне…
С себя ты скидываешь лёгкую одежду,
Передо мной на цыпочки стаёшь,
Целуешь бровки, лоб, реснички мне и вежды
И губками к моим губёшкам льнёшь,
Засим ты опускаешься
На корточки,
Ко мне
Под рясу забираешься
И маешься под ней,
Словно под грелкой чайничек
Заварочный… Ой-е!..
После роскошного минета
Тебя ИМЕЮ так и этак,
Всю ночь кровь бесится
Неистовствует в жилах,
Скрипит ветхозаветная кровать,
И вопли наши всем отцам слыхать!
А нам — начхать — Мы на вершине
БЛАЖЕНСТВА
Светил мне постриг и обитель,
А получился ловелас:
Поз непристойнейших любитель
И изощрённых зело ласк.
Нет, не быть мне церковником, и не смог бы никогда им быть. Потому что я- Митька Карамазов, а не Алёша Карамазов, не смотря на то что по имени, почти фамилии, да и по виду внешнему — Карамазов Алёшка. Но — Митька, причём куда похлеще будет. Так уж происходит, что читая наших классиков, я узнаю себя в грешных героях. В достоевских «братьях», как уже сказал, это Митя К. «беспутен был, но добро любил, каждый миг стремился исправиться, а жил дикому зверю подобен, на таких как я нужен удар, удар судьбы, чтоб скрутить внешнею силой, как в аркан. никогда не поднялся бы я сам собой»- говорит Митя. А в чём-то я и Иван. Из «Бесов» мне меня напомнил Ставрогин Николай. У Гончарова узнал себя в Обломове.
А вот Чехов и Стивен Кинг, между ними вроде ничего общего. Кинг считается королём ужаса, жанра ужасов. Но ужас, настоящий страх меня охватывает, когда я читаю Чехова. Потому как такая правда Жизни в этих его рассказах! А с Кингом наоборот, приходишь в себя, проникаешься какой-то романтикой, живёшь его героями непохожими на чеховских, путешествуешь с ними… Спускаешься на землю и понимаешь в конце-то концов, что кончишь-то всё-равно «по-чеховски»: «Палата №6» ,«Человек в футляре», «Ионыч», «Крыжовник», «Верочка», «Архиерей», «Скрипка Ротшильда» — порой перечтёшь и — страшно. Хочется кричать и кричать, хочется всё изменить. Но ничего не изменить. Весь страшный смысл его произведений именно в том, что ничего не происходит, всё остаётся по-старому. Не вырваться из круговорота будней, из оков всего этого бл*дства, которое губит нас, губит незаметно, усыпляя нас и приучая к мысли, что иной жизни быть не может.
Вот кажется прочти ты и всё-всё ясно, как жить правильно, но почему ноль, всегда ноль относительно полезных сдвигов?.. И только прибавляется страданий, косяков. Прочёл, исплакался — жди беды! Я давно за собой заметил: либо уйду в депрессию, либо жёстко накосячу каждый раз после того, как испытаю катарсис. А ведь Чехов говорил: «Тогда человек станет лучше, когда вы покажете ему, каков он есть.» Так вот я — вижу каков есть — и каждый день творю, блин, всё те же пакости.
И куда тут идти, какое выбрать себе занятие, какому поприщу отдаться, целиком себя посвятить? «Никуда, никуда нельзя, слабы мы» — говорит доктор Андрей Ефимыч в «Палате №6», в котором я также нашёл свои черты. «Никуда нельзя. Был я равнодушен, бодро и здраво рассуждал, а стоило только жизни грубо прикоснуться ко мне, как я пал духом. Слабы мы, дрянные мы!» Я предчувствую, что это скорей всего и мой финал, какой у этого доктора, и мне с одной стороны жаль себя, а с другой… уж лучше кончить как он, чем оказаться прототипами иных персонажей этого рассказа (Аверьяныч, Хоботов, Никитка или то ли вечно медитирующий, то ли безмозглый мужик, которого бьют, а он только покачивается как бочка, ни на что не реагирует).
Да, нужна «победа над футляром», над собственным своим футляром, нужна уверенность в своих силах и вера в своё предназначение, важно угадать своё назначение, хорошо бы пораньше, в юном возрасте, я — не смог, и до сих пор не ведаю, какого рожна мне надо. Завтра меня разбудит будильник пол седьмого утра, и меня будет ждать моя ненавистная работа… изо дня в день я буду тянуть эту лямку, ассоциируя время с временем проведённым когда-то в детском саду, потом в школе… Неужель вот так вся жизнь и пройдёт, мелькнёт как призрак?
Я от многих сверстников слышу, что у нас было счастливое детство, и 90 процентов с радостью бы отмотали время назад, чтобы прожить его заново. Я не особо разделяю их поползновений. Вспоминаю свою жизнь… детский сад (при Брежневе)- это была тюрьма какая-то с воспитками-эсэсовками, оравшими, как гарпии, если ты во время тихого часа лежал с открытыми глазами, Господи, как я его ненавидел! Потом школа — тюрьма!- с этими гоблинами и баньшами, внушавшими нам всю эту чушь про «Ленин жив», навязывавшими нам свои фальши: не думай-не мечтай-молчи-терпи… Эта шушара на руководящих постах в Армии, потом на работе… В результате просто обломили, искромсали крылья, сволочи!..
Нет, не льёт мне прошлое бальзам на душу. И в настоящем у меня мало чего хорошего, а в будущем и не предвидится…
Остаётся лишь наблюдать за ненакаченной этим дурным газом молодёжью, сознательными людьми, что не закрывают глаза и не «медитируют», а идут вперёд, отказавшись от того поганого наследства, которое оставили им эти гоблины, уже и в лице моего поколения.
Формула, что если не помнишь прошлого, то будущего у тебя не будет, — ложь! Она для того, что бы ты шёл вперёд, а смотрел взад. И обязательно ломал себе шею!
Идя вперёд, надо смотреть в будущее, не озираясь в прошлое! Вот моё им напутствие.
Главное, не доводить себя до отчаяния! Главное не дать себе расчеловечиться. Потому что пещера ждёт именно этого, и зверь который ею правит, будет рад, если вы перестанете быть людьми. Не доставляйте ему такого удовольствия!
Попом желаю быть,
Святый водой кропить
И ладаном курить
Пред божьими рабами,
Взмывать под купола
И яро барабанить:
«Бом-бом, бам-бам» — во все колокола.
Стоять на клиросе
И петь Исусу славу:
«Ле-ле, ла-ла», на Русоса похож.
Поповская по нраву
Мне ряса до чего ж!
Душите страх и ложь,
Любви ликуйте праву,
Берёзки, клевер, рожь -
Лобзайте! И любите
Всех тварей на земле,
И даже — мымру вошь
На собственном челе.
Любите ВСЁ! Любите ВСЕХ! -
Твердил б в поповской рясе.
Чтоб мне её одеть,
Однажды перед паствой
Предстать во всей красе,
Хоть каждый день говеть
Готов, забыв о мясе,
И чтобы круче быть,
Ещё солидней в рясе
На Русоса похож,
Сто пятьдесят псалмов
Готов я зазубрить
И целый год не брить
Я их, СВОЯ мордасы,
А там лишь подравнять
Чуть-чуть и- всех делов,
Готов отец Крисаний
К служению, как пить.
Пока ж ты просто — Лёлик,
Подлец, мечтатель, вошь,
усы не трогай, бобик,
и бороду не трожь!
Ни дэнс тебе, ни мясо,
Ни с маслицем блинов…
Из шмоток — только ряса,
Фуфайка без штанов.
Моя мечта, мое желанье
Тебя увидеть не во сне
В полупрозрачном одеянье
Вошедшей в ке`лейку ко мне…
С себя ты скидываешь лёгкую одежду,
Передо мной на цыпочки стаёшь,
Целуешь бровки, лоб, реснички мне и вежды
И губками к моим губёшкам льнёшь,
Засим ты опускаешься
На корточки,
Ко мне
Под рясу забираешься
И маешься под ней,
Словно под грелкой чайничек
Заварочный… Ой-е!..
После роскошного минета
Тебя ИМЕЮ так и этак,
Всю ночь кровь бесится
Неистовствует в жилах,
Скрипит ветхозаветная кровать,
И вопли наши всем отцам слыхать!
А нам — начхать — Мы на вершине
БЛАЖЕНСТВА
Светил мне постриг и обитель,
А получился ловелас:
Поз непристойнейших любитель
И изощрённых зело ласк.
Нет, не быть мне церковником, и не смог бы никогда им быть. Потому что я- Митька Карамазов, а не Алёша Карамазов, не смотря на то что по имени, почти фамилии, да и по виду внешнему — Карамазов Алёшка. Но — Митька, причём куда похлеще будет. Так уж происходит, что читая наших классиков, я узнаю себя в грешных героях. В достоевских «братьях», как уже сказал, это Митя К. «беспутен был, но добро любил, каждый миг стремился исправиться, а жил дикому зверю подобен, на таких как я нужен удар, удар судьбы, чтоб скрутить внешнею силой, как в аркан. никогда не поднялся бы я сам собой»- говорит Митя. А в чём-то я и Иван. Из «Бесов» мне меня напомнил Ставрогин Николай. У Гончарова узнал себя в Обломове.
А вот Чехов и Стивен Кинг, между ними вроде ничего общего. Кинг считается королём ужаса, жанра ужасов. Но ужас, настоящий страх меня охватывает, когда я читаю Чехова. Потому как такая правда Жизни в этих его рассказах! А с Кингом наоборот, приходишь в себя, проникаешься какой-то романтикой, живёшь его героями непохожими на чеховских, путешествуешь с ними… Спускаешься на землю и понимаешь в конце-то концов, что кончишь-то всё-равно «по-чеховски»: «Палата №6» ,«Человек в футляре», «Ионыч», «Крыжовник», «Верочка», «Архиерей», «Скрипка Ротшильда» — порой перечтёшь и — страшно. Хочется кричать и кричать, хочется всё изменить. Но ничего не изменить. Весь страшный смысл его произведений именно в том, что ничего не происходит, всё остаётся по-старому. Не вырваться из круговорота будней, из оков всего этого бл*дства, которое губит нас, губит незаметно, усыпляя нас и приучая к мысли, что иной жизни быть не может.
Вот кажется прочти ты и всё-всё ясно, как жить правильно, но почему ноль, всегда ноль относительно полезных сдвигов?.. И только прибавляется страданий, косяков. Прочёл, исплакался — жди беды! Я давно за собой заметил: либо уйду в депрессию, либо жёстко накосячу каждый раз после того, как испытаю катарсис. А ведь Чехов говорил: «Тогда человек станет лучше, когда вы покажете ему, каков он есть.» Так вот я — вижу каков есть — и каждый день творю, блин, всё те же пакости.
И куда тут идти, какое выбрать себе занятие, какому поприщу отдаться, целиком себя посвятить? «Никуда, никуда нельзя, слабы мы» — говорит доктор Андрей Ефимыч в «Палате №6», в котором я также нашёл свои черты. «Никуда нельзя. Был я равнодушен, бодро и здраво рассуждал, а стоило только жизни грубо прикоснуться ко мне, как я пал духом. Слабы мы, дрянные мы!» Я предчувствую, что это скорей всего и мой финал, какой у этого доктора, и мне с одной стороны жаль себя, а с другой… уж лучше кончить как он, чем оказаться прототипами иных персонажей этого рассказа (Аверьяныч, Хоботов, Никитка или то ли вечно медитирующий, то ли безмозглый мужик, которого бьют, а он только покачивается как бочка, ни на что не реагирует).
Да, нужна «победа над футляром», над собственным своим футляром, нужна уверенность в своих силах и вера в своё предназначение, важно угадать своё назначение, хорошо бы пораньше, в юном возрасте, я — не смог, и до сих пор не ведаю, какого рожна мне надо. Завтра меня разбудит будильник пол седьмого утра, и меня будет ждать моя ненавистная работа… изо дня в день я буду тянуть эту лямку, ассоциируя время с временем проведённым когда-то в детском саду, потом в школе… Неужель вот так вся жизнь и пройдёт, мелькнёт как призрак?
Я от многих сверстников слышу, что у нас было счастливое детство, и 90 процентов с радостью бы отмотали время назад, чтобы прожить его заново. Я не особо разделяю их поползновений. Вспоминаю свою жизнь… детский сад (при Брежневе)- это была тюрьма какая-то с воспитками-эсэсовками, оравшими, как гарпии, если ты во время тихого часа лежал с открытыми глазами, Господи, как я его ненавидел! Потом школа — тюрьма!- с этими гоблинами и баньшами, внушавшими нам всю эту чушь про «Ленин жив», навязывавшими нам свои фальши: не думай-не мечтай-молчи-терпи… Эта шушара на руководящих постах в Армии, потом на работе… В результате просто обломили, искромсали крылья, сволочи!..
Нет, не льёт мне прошлое бальзам на душу. И в настоящем у меня мало чего хорошего, а в будущем и не предвидится…
Остаётся лишь наблюдать за ненакаченной этим дурным газом молодёжью, сознательными людьми, что не закрывают глаза и не «медитируют», а идут вперёд, отказавшись от того поганого наследства, которое оставили им эти гоблины, уже и в лице моего поколения.
Формула, что если не помнишь прошлого, то будущего у тебя не будет, — ложь! Она для того, что бы ты шёл вперёд, а смотрел взад. И обязательно ломал себе шею!
Идя вперёд, надо смотреть в будущее, не озираясь в прошлое! Вот моё им напутствие.
Главное, не доводить себя до отчаяния! Главное не дать себе расчеловечиться. Потому что пещера ждёт именно этого, и зверь который ею правит, будет рад, если вы перестанете быть людьми. Не доставляйте ему такого удовольствия!
3 комментария
Суровое у Вас было детство: сначала карнавальная поповская ряса для детей, а потом – «все гады и пидарасы». )))
А вот мое, было, действительно, счастливым. Вечно живой Ильич совершенно не напрягал, воспитатели и учителя – тоже, и вокруг было столько всего интересного – мама не горюй. )))
…Вы когда в последний раз воровали карбид со стройки, чтобы сделать из него мега-бомбочку?
)))
А при правильном использовании карбида нужно соблюдать технику безопасности, тогда все детские шалости обойдутся без последствий, даже фольга с целлулоидом.
)))
)))