ХуцИпа

Константин Игоревич!
Навального громили ещё Эдуард

Ох и Сосновский, вот это голова! Всё знает, всё умеет, обо всём «трезво» судит и так достоверно, будто Штирлиц!)))☺ Да мало ли по какой причине Юлии пришлось выехать в Германию, может, из-за детей! И какое ему, эмигранту, дело???

Тов. Паниковский! И я дам Вам ссылку на Белова. На Лимонова не дам:

«Это способствовало внедрению сталинизма — мелкобуржуазной волюнтаристской концепции казарменного социализма, насаждаемого административно-командными методами». «Трагизм партии, её членов заключался в том, что она стала после физического устранения её интеллектуального ядра государственной структурой, реализующей сталинскую концепцию. Громадное большинство коммунистов в прошлом и настоящем неповинно в злодеяниях партийной олигархии, той бюрократической верхушки партии, которая узурпировала власть»
— Ю. П. Белов «Трудный путь к XXI веку»: Тезисы к новой программе КПСС, «Ленинградская правда» № 163(23205) 17 июля 1991 года

«Возникла практика сталинизма. Однако мы утверждаем в тезисах, что социализм не равен этой практике, что сталинизм — деформация социализма»
— Ю. П. Белов «Куда повернет перестройка» «Советская Россия» 14 августа 1991 г.

«Кому выгодно очернять нашу партию именно в тот момент, когда она освобождается от позорного и тяжкого наследия сталинщины? …Но одно дело признать антикоммунизм как следствие сталинизма, другое — дать ему оценку прогрессивного процесса. Ни опасная болезнь, ни менее опасные её последствия не могут быть прогрессивными»
— Ю. П. Белов «О политической позиции и программе действий — доклад на объединенной конференции Ленинградской организации КПСС», «Ленинградская Правда» № 238, 14 октября 1990 г.

«В своей статье Вы снова вспоминаете про предательство М. Горбачёва и его команды. Однако позвольте Вам напомнить, что на Пленуме Ленинградского обкома КПСС Вы не проголосовали за предложение М.В. Попова об исключении М.С. Горбачева из партии. И позвольте Вас спросить: разве не Вы на XXVIII съезде КПСС перед выборами Генерального секретаря на совещании делегатов от ленинградских организаций уговаривали партийцев: «Горбачёв плох, но он – президент, и только он защитит партию. Надо голосовать за него».
Г. Зюганов

Ему умнеть поздно. Это перевёртыш!

А, обычное поведение жидов, присосавшихся к гойским народам, удивляться нечему. Так было почти всегда.

«…Я уже знал всю подноготную своего начальства из Союза писателей: кто их назначил и почему они взлетели на командную вышку советской литературы. О первом секретаре Союза Суркове Алексее Александровиче говорили: у него жена еврейка, Софья Кревс – она несет его как на крыльях, от нее и слава поэта, и гонорары, и должности.
Мирнов?… Это слабенький писатель из Орла или Воронежа, он долго болел, жил в деревне и лежал на печке, писал свои воспоминания о детских годах «Открытие мира». И к нему случайно залетел то ли Симонов, то ли Долматовский, то ли сам реби всех писателей-евреев Пастернак…

Полистал рукопись и сказал:
– Мы напечатаем ее большим тиражом, дадим тебе хороший гонорар и назначим вторым секретарем Союза писателей… Ты хочешь этого?…
– Да, конечно, я этого очень хочу.
Книгу «Открытие мира» напечатали, автора подлечили и посадили в кресло второго человека в руководстве писателями.
Вот на него-то и надеялись «три мушкетера еврея» из нашего ректората.
Но Мирнов уже был там, на заседании бюро. Там же был и второй секретарь ЦК ВЛКСМ мой знакомец Николай Николаевич Месяцев.
Но вот секретарша, подняв на меня глаза, тихо проговорила:
– Дроздова приглашают

Я вошел. И в мою сторону словно по команде повернули головы все члены бюро, сидевшие за П-образным столом. Их было человек семьдесят: директора крупных столичных заводов, рабочие, академики, ректоры институтов. Во главе стола сидел первый секретарь горкома партии Егорычев. Он казался маленьким, похожим на подростка.
Прямые волосы лежали двумя рядами, образуя посредине белую полоску. Вид у него был славянский, лицо строгое. Заговорил громко и, как мне казалось, был уже заранее нами недоволен:
– Дроздов! Подойдите вот сюда, – указал мне место недалеко от себя и так, чтобы меня все видели. – Будете отвечать на вопросы. Постарайтесь говорить коротко, у нас на ваш институт отведено тридцать минут. Вот секретарь Союза писателей Мирнов… – он показал на старого сгорбленного человека, стоявшего по другую сторону стола, – он вас, всех членов партийного бюро, называет бузотерами. Что вы на это скажете?

– Это его право, – отчеканил я громко и каким-то металлическим, не своим голосом. И подумал: «Говори спокойно. Слова подбирай помягче». Однако слышал, как гулко стучит сердце, и ничего не мог поделать со своим волнением. Еще подумал: «Я теперь понимаю, почему Зарбабов уклоняется от партийной работы».

– Резонно, – согласился Егорычев. – Хотя и не очень понятно. А теперь скажите: по какому принципу комплектуются студенты, много ли среди вас русских?

– За весь институт сказать ничего не могу, но наш первый курс… когда случился эпизод с профессором Водолагиным, разделился на две части: двадцать три человека против профессора и только семеро выступили на его защиту. Не знаю, кто по национальности эти двадцать три человека, но все они молятся на Пастернака, ненавидят классиков русской литературы и хвалят все американское.

Из четырнадцати студентов, набранных на отделение переводчиков, все четырнадцать – евреи.
– А это откуда известно?
– Они сами говорят. Наконец, фамилии: Дектор, Лившиц, Розенблат…
– А если они все талантливы?… Вот их и притащил из прибалтийских республик Россельс!
– Может быть!
– Не может такого быть! – вскинулся Егорычев. – Что вы соглашаетесь с точкой зрения расистов?… Этак мы в России и всю власть скоро декторам отдадим! Драться надо с такими наглецами, как Россельс, и всеми вашими руководителями… В том числе и главарями Союза писателей!…
Он гневно посмотрел на Мирнова и продолжал:
– У одного из них ночная кукушка из лекторов, другого за гонорар и за большой тираж глупой книги купили…
– Я попрошу!… – вскричал Мирнов.
– Нет, это я буду вас просить удалиться к себе в деревню, иначе выгоним из партии, как злостного предателя ее интересов… Вертухаев расплодили в Москве, шабес-гои, масоны и сионисты!… Залезли во все щели, подмяли газеты, журналы, – всю культуру!…

Он поднялся и стал в волнении ходить возле стола. Поднимал над головой кулаки, и говорил, говорил… Но что он говорил, я не разбирал.
Мирнов вдруг ойкнул, схватился за сердце, захрипел:
– Я этого не прощу, я участник Гражданской войны, у меня орден…
И он стал валиться на спины сидящих возле него членов бюро. Двое подхватили его, понесли к двери.

Секретарь кивнул сидящему с ним рядом молодому человеку, очевидно референту:
– Срочно организуйте врача. А то еще окочурится…
Оглядел всех нас, представителей, института. И обратился к сидящим за столом:
– Думаю, с институтом все ясно. А?… Как вы считаете?…
Раздались голоса:
– До какого безобразия все дошло!…
– Надо гнать к чертовой матери!…
– Сейчас же принять решение! А насчет секретарей Союза писателей доложить свое мнение в Политбюро. Куда там смотрят Фурцева, Поспелов… Им поручена идеология.
– Что вы хотите от Фурцевой? Она замуж вышла… за Фирюбина. А Фирюбин, заместитель министра иностранных дел… сами знаете: он еще почище будет Россельса и ему подобных.
– Но Поспелов?…
Кто-то проговорил тихо, на ухо сидящему рядом:
– Матушка-то у него… Да он с пеной у рта защищает этих самых… Россельсов.
Сидевший возле меня полный и седой мужчина наклонился к соседу и совсем тихо проговорил:
– Суслов там… серый кардинал сидит. От него все идет.
Сосед ему ответил:
– Да и сам Никита Сергеевич Хрущев… Первородная-то фамилия у него Перелмутр. Сионистская гидра во все щели заползла. С ней и Сталин не совладал.
Егорычев, обращаясь к нам, институтским, сказал:
– Прошу запомнить: если и впредь позволите нарушать принципы национальной политики – спросим строго. А сейчас вы свободны. Нам все ясно.

Оглушенный, выходил я из горкома партии. С товарищами не говорил. Они шли, опустив головы, и тоже молчали. Я между тем думал: «Но если он, Егорычев, и эти, сидящие за столом, допустили такое… Что же нас ожидает?…»

Забегая вперед, замечу: скоро состоится Пленум ЦК партии или очередной съезд, на нем с резкой критикой Хрущева выступил Егорычев, и тут же был снят с поста секретаря Московского горкома партии.

Один за другим «ушли» со своих постов первый секретарь ЦК комсомола Павлов и Месяцев.

На их места приходили «серые мыши», которых никто не знал, но которые национальную политику партии понимали примерно так же, как понимали ее еврей директор нашего института и три его заместителя еврея.

Мне хочется выйти на улицу и кричать об этом, кричать.
Великий Александр Герцен, родившийся в той же комнате, где размещается наше партийное бюро и где я имею честь часы и дни проводить вот уже третий год, в моем возрасте вынужден был скитаться в ссылке и жить в холодном номере владимирской гостиницы; Михаил Булгаков, еще более великий писатель, жил в том же доме, где будет наша редакция, и работал дворником; Марина Цветаева, ярчайшая из русских поэтесс, мыла туалеты в Центральном доме литераторов; Блока заморили голодом, Горького отравили, Маяковский и Есенин мыкались по Москве в поисках жилого угла, а затем одного за другим их отправили на тот свет…»
Иван Владимирович Дроздов, «Оккупация».

Не, не прокатывает! Влиятельная испанская энциклопедия врать не будет!

«Я его выдвигал. Я считал его способным. Но он был троцкист. И я доложил Сталину, что он был троцкистом. Я говорил, когда выбирали его в МК. Сталин спрашивает: „А сейчас как?“ Я говорю: „Он борется с троцкистами. Активно выступает. Искренно борется“. Сталин тогда: „Вы выступите на конференции от имени ЦК, что ЦК ему доверяет“».
Л. Каганович

Есть также многочисленные фото Хрущёва с Ягодой. И там же Жуков с одами Тухачевскому. Картина складывается очень наглядная.

По интересной ссылке Юма Адонаевича. Сурков — конный разведчик и пулеметчик из Первой Конной. И кроме «Землянки» написал стихи к легендарной «Конармейской». Николай Месяцев тот человек, который привез в СССР из Австралии доступные на тот момент материалы по «Велесовой Книге». Вот как интересно!

Что касательно ПутЕна. Помимо того, что я вижу сам как профессиональный к/р, мне выпала возможность общения и личной дружбы с ним:





Я не думаю, что человек, ещё в конце 90-х предсказавший войну на Юго-Востоке Украины, военный разведчик с прекрасным образованием и знанием нескольких языков, не смог бы разглядеть «патриота» ещё в 1999 и далее неоднократно подтвердить мне сказанное до лета 2004 года. То, что он говорил, полностью совпадало с моим восприятием и чутьем, знаниями и интуицией. Время только подтвердило, что он прав на тысячу процентов! Он и разглядел его в декабре 1999 и дал ему точнейшую характеристику. Почему я и говорю, что не встал и не выпил за ПутЕна за столом 20 декабря 1999 года. И объяснил, почему не буду за него пить, пока все с восторгом чокались рюмками «За нашего!». Свидетелем этого является, например, Игорь Стрелков. Игорь понял, кто такой «патриот», только в 2015 году. А потому, у меня совесть чиста. Я никогда не был за него и никогда не буду. Я против зла, лжи и иных пороков, прежде всего ПРЕДАТЕЛЬСТВА.