мышонок

/гражданский эпос. музыку не игнорировать/
Осень. Местами бархатисто-золотая, яркая и солнечная; но в целом – сургучно-унылая, грязная и серая. Поражающая нас в самое сердце, навевая печаль и порождая бесконечную тоску по лету.
Дождь тяжелыми каплями бил в немытое стекло, а на лесном пригорке йожыг Дёсу — в большой барабан, спизженый некогда из обоза адмирала Колчака.
В 1947 году отменили продовольственные карточки, а деньги потеряли много нулей.
В 90-х всё вернулось на круги своя. И карточки продовольственные, и деньги с нулями (на обороте, спереди не помещались). Потом опять отменили, но видно ненадолго. Поскольку карточки вновь появились в некоторых регионах страны, а за нулями дело не станет.
И снова промозглая и тоскливая осень. Свинцовые тучи и пронизывающий до костей северный ветер. Невидимый во мраке горизонт и скорбный, враз постаревший лес. Тускло. На приснопамятном пригорке, рядом с аккуратной могилкой йожыка Дёсу, сидел Говард Уткин и пил стаканами можжевеловую водку. Рядом сидел чудаковатый парень Роберт Смит с саврасовской прической «Грачи прилетели»,

играл на гитаре и пел тоскливую песню:
«Время ускользает,
И свет начинает угасать,
И сейчас всё затихает.
Чувств больше нет,
И образ исчезает,
И сейчас все становится безразличным.
Мечта должна была кончиться,
Желанию не суждено было сбыться ..."
Из засыпанной хвоей норки вылез маленький серый мышонок, шустро прошуршав между ног, сел рядом с Говардом, и, тяжело вздохнув, подпёр лапками щёчки.
Мышонок был с рождения слепым, но ему сделали трепанацию черепа, о чём свидетельствовал шрам на затылке, и он стал видеть мир.
Но картина мира была угрюмо-безрадостной. Солнце скрывалось во мгле, сыпал холодный дождь вперемежку с первым белыми мухами осеннего снега. Почерневшие берёзы и осины, чтоб их не сломила небесная громада, стояли, упираясь тонкими сухими ветвями в нависшие тучи. Пожухлая и пожелтелая хвоя на вечнозеленых соснах и пихтах не годилась даже для похоронных венков. Затоптанная зверями в грязь листва примёрзла, покрывшись тонкой коркой серого льда. Мёртвый лес обречённо не сопротивлялся надвигающейся зиме.
А Роберт пел уже другую песню. Про другой день:
«Я пристально гляжу в окно,
Пристально гляжу в окно,
Ожидая нового дня.
Зима в акварели,
В оттенках серого.
Что-то,
Что-то гипнотизирует меня ...»
— Он щас здохнет! – Внезапно подумал Говард о певце.
— What? (Что?) – переспросил кьюец, прервав песню.
— Я это вслух сказал? – смутился ГУт, но тут же взял себя в руки: — Откуда в твоей музыке столько обреченности?
— А в тебе безысходности? – парировал чудак.
Говард задумался. Погладил пальцем по голове сидящего рядом мышонка. Мышонок безучастно глядел в одну точку.
— Не вижу выхода, — пожал плечами Говард. – Иногда наступает моральная усталость от действительности. Ты, вроде, есть, а в реальной жизни тебя нет. И не потому, что ты моральный урод, а у тебя просто нет денег для бытия среди уродов, поставивших бабло во главе угла. Кучки уродов, растоптавших последнюю веру в справедливость, правду, надежду и будущее. Даже не моё будущее, хрен с ним, я был и видел. Крым прошёл насквозь и Мавзолей Ленина неоднократно …. Мне больше перед детьми своими стыдно. Что им останется от страны после меня. Страны, в которой они родились, но страны, захваченной шайкой КГБшников, живущих по бандитским понятиям. Уничтоживших всё, что было до них построено для народа.
Ведь, тому, кто придёт следом за этой мафией, не конюшни Авгиевы разгребать придётся, а отстраивать страну заново. Где мой этот эпос, актуальный сегодня, потом и не вспомнят. Значит, зря писал и тратил время.
Послушал, послушал мышонок Говарда, пошёл и повесился.
— И ничего я с этим поделать не могу. – Обнял за плечи музыканта ГУт. – А ты, жалуешься, что какой-то Цой твои песни спиздил.
17.10.15

18 комментариев
А Цой живой пускай печь топит.
Никогда не пила можжевеловую водку. Может быть это она так на тебя действует?
Каждый человек — кузнец своего счастья. Не стоит опираться на действительность. Жизнь — движение. Только вперёд, Лиза!
Исторея (реальная): Жила-была бабушка ( только сначала она была ещё не бабушка) одна, её коммунисты раскулачили и сослали в тайгу, она там опять избушку построила. Они её второй раз раскулачили, избушку новую отобрали, и снова сослали в тайгу, только ещё дальше. Она опять избушку построила. Потом вышла замуж за деда (тоже был сначала не дед, с двумя детишками малыми вдовец). Дед был бегунок от власти, всех родственников его Вовка лысый расстрелял аж в 18 году, а он бегал-бегал каг колобок, а потом метрику купил у какого-то председателя колхоза, чтоб фамилию сменить. Стали они вместе с бабушкой бегать, каг Бонни и Клайд. Домов понастроили, детишек нарожали. Дед ни дня на государство не работал, частник, валенки валял, налоговики его обирали конечно, но детей кормил и на почудить денег оставалось. Но рано умер. Бабушка дом продала, а деньги у неё украли. К чему это? А к тому, что бабушка другой страны не знала, а потому внукам и говорила, что всё слава богу))) Хотя и верующая была не очень))) Просто позитивная старушка))) Частушки матерные дореволюционные забористо могла исполнить, чо-нибудь ещё отчебучить))) Тогда уже Mungo Jerry были, но она их плохо знала, а потому не лобала)))
www.youtube.com/watch?v=MOHcBYG6SOg
А если бы знала, то точно бы лобала)))
Пра йожега: Мог быть и живой. Я тут недавно кучу листьев разгребал граблями за забором дома, смотрю — клубок выкатился. В спячке ёж. Засыпал его листьями обратно.
В опщем, мышонок зря повесился. Герасим вот тож Муму зверски извращенно утопил, а потом сам же ещё и говорил, хоть и немой, что ко всему привыкает человек))) А может впереди светлое и лучшее?
— Угу, — поднимаецо зомби, выпивает рюмку, ставит, и произносит сакраментальную фразу: — Пацаны, давайте веселицо! – и падает обратно.
Я сцуко ржал, пока не расцвело. )))))))
А деньги – оне что так и остались деньгами. И карточки ненароком всплывут среди суровых буден, потому что в карты играть осенью – одно удовольствие.
Не успел все сказать, а осень снова сплошь и рядом родит фантазии, каких со времен Павла Первого никто не видел. Вот одна занимательная картинка: облокотясь об утес, рядом с мирно спящим ийожиком, сидит Горвар Уткин. Сидит и ждет Юшу Молигкина, чтобы объединившись с ним, рвануть прямиком по запустелым весям в Черемшановы просторы, на знаменитое подворье Ивана Близнеца. Потому как можжевеловая водка давно кончилась, а самогонка токмо у хрестьян щас и сыщется. Роберт Смит с саврасовской прической «Грачи прилетели» втихомолку смылся, потому что запаха хрестьян и навоза он на дух не переносил. Одно упоминание об энном у него внутрях производило октябрьскую революцию с продолжением гражданской войны.
Кампанию Горварду смог бы составил маленький мышонок. Но поскольку с рождения он был слепым, Горвард его не увидел. К тому же мышонок был контуженным в наполеоновское нашествие, от чего он весело вздыхал и строил Горварду разные рожицы – то Наполеона из себя состроит, от одноглазого адмирала Нельсона.
Картина складывалась не совсем серьезная, а Юша не спешил поставить свою технику в ряды Горварда. Тракторный клуб занимался дискотекой и выбором форварда в футбольную команду имени Трех Мушкетеров.
Вдали сиротливо маячила никем не занятая усадьба Ивана Близнеца с самогонкой и салом. Утес устал от Горварда порядком и готов был провалиться в преисподнюю. Но осень продолжала дарить задумчивые серые краски и ласкать сердце полководца фантазиями.
— Здрасть. Май нэмис – Говард. Шпацирен тут мимо, дискатеку искать. Данцен пляски, буги-вуги, ракенролл. Йа-ху-уууу!
— Здравствуйте. Иван. – Представились одновременно молодцы.
— Вы, близнецы или однофамильцы? – не понял сразу ГУт.
— Близнец. – Опять одновременно сказали парни.
Так в Поволжье появился Иван Близнец, в подворье которого не раз потом зажигали ГУт и Могилкин Адонаевич, югославский брат Митрича из наших.
Пакентофски подскажу про самый каверзный вопрос у Могилкина на вступительных экзаменах: фильм «Вождь Белое Перо» снимали в Монголии. На этот транш Монголия живёт до сих пор.
Насчет предлагаемого киносценария и Митрича.
Об Гайке, к сожалению, сохранилось очень немного:
u.to/85WBBQ
потому что на с.ру, благодаря некоторым канадо-изральским жидам, верные соколы кравчука все уничтожили.
Но есть некий аналог (читал и плакал), который может дать непосвященным хоть какое-то представление о тех достославных временах.
Авторство, соответственно, принадлежит Говарду, Лиде Свинцовой и немного мне:
«Утро оказалось не таким безоблачным, как прошедшая ночь. Первым проснулся Петрович, и сразу захныкал:
— Где моя ракетка? Кто спёр мою ракетку?
— Вонана, — показал закрытыми глазами спящий Чур.
Ракетка мирно покачивалась в жопе сопящего попа-растриги. Поплевав на руки, Петрович ухватился за головку ракетки, уперся ногой в задницу и, сильно пёрнув, дёрнул. «Чпок!» — обрёл снаряд свободу. Петрович вытер рукоятку об штору, и дал расстриге по макушке. Спружинив, ракетка отскочила.
— Прикольно, — хохотнул Петрович, и забарабанил по попу. «Тынь! Тынь! Тынь!»
— Какова хуя? – сбогохульничал православный развратник, переворачиваясь на спину.
С трудом разлепив заплывшие глазёнки, он уткнулся взглядом в спящего Пуя.
— А-а-а-а!!! – отпрянул расстрига, уебавшись с кровати. – Добби!!!
В воспаленном алкоголем мозгу завертелась ужасная мысль: «Эльфы! Это белая горячка! Надо срочно пить бросать!»
«Тынь-Тынь-Тынь! Тынь-Тынь, Ты-Дым» — вновь кто-то забарабанил ему по голове рифом «Smoke in the Water» Deep Purple.
— Петрович?! – поднял поп глазёнки и, обняв голову, вспомнил всё. «Что же теперь будет? Что же будет?»
— Что, что, — сказал Петрович. – Теперь мы однозначно отделим церковь от государства.
— 99% — ЗА! – пробормотал во сне Чур.
— Фас, — как-то буднично произнес Петрович, и свора проголодавшихся лабрадоров ринулась на попа, только строчки из Библии разлетелись по спальной.
— Бля, башка болит, — поднялся Хутин Пуй. – И жопа.
— Сука, и выпить нет нихуя, — бубнил он, нараскоряк бродя по комнате, переворачивая пустые бутылки. – Буди Чура, пошли за пивом.
Вскоре вся троица, в сопровождении плащей, маузеров и лабрадоров вышла на свежий воздух. У шестиэтажной кельи монаха, выполненной в ионическом стиле, на стилобате одной из колонн сидел потрепанного вида мужичок, и пил пиво.
Хутин сухо дрыгнул кадыком:
— Эй, где у вас тут пива можно взять?
— Это не Эй, — спрятался за Петровича Чур. – Это Юша Могилкин!
— Могилкин, Дурилкин, какая разница, — страдал с похмелья Пуй. – Где пива взять, мужик? – замахал он растопыренными по фене пальцами.
— А ты кто такой?- прищурившись, спросил Юша, оторвавшись от горлышка бутылки. – Чтоб тут пальцами рулить?
— Я, — аж поперхнулся Пуй. – Я – сам Хутин Пуй!!!
— Ну и нахуй, Пуй, пиздуй! – Мужичок допил пиво, бросил бутылку в замёрзший фонтан попа-расстриги, и, засунув руки в карманы телогрейки, ссутулившись, побрёл вглубь сада.
— Догнать! Расстрелять!!! – возмущенный Пуй разводил руками. Лабрадоры, по-щенячьи скуля, жались к кожаным плащам.
— Ладно, хуй с ним, сам умрёт. – Непроизвольно выдал он великое изречение маёра Геши. – Пошли за пивом.
В ближайшем рублёвском гиперсельпо пива не оказалось.
— Всё скупили по указу Сосуна Жукашв-или.
— Или? – Прищурил глазки Пуй.
— Сосуна Жукашв-или, фамилие такое, — пожала плечами модельной внешности продавщица. – Для Говарда Уткина. Он Пуя какого то ищет.
— Кто такой Пуй? – Обернулся Хутин к со-товарищам, мол, вот она практика шпиона пригодилась где. Умеет он языки развязывать.
— Я не знаю, — улыбаясь, пожала плечами продавщица.
— А Говард Уткин?
— Ну, Говард Уткин – это … Ой, а вы – Дмитрий Грачёв из Comedy Club. А можно у вас автограф взять?!!! – захлопала в ладоши девушка.
— Пошла, нахуй, дура! – Развернувшись, Пуй пошёл к выходу.
— Нельзя так с народом, — уже в раздвинутых стеклянных дверях сельпо, пробормотал Петрович.
— Где ты народ увидел? – не оборачиваясь шёл маленький Пуй. – Это быдло, электорат? Народ – это МЫ. Где Я – большинство! Правильно, Чур?
— Да, да. – семенил Чур следом. – Более 87%.
— А цифры, брат Петрович, не обманешь. – Обнял Петровича за плечи Пуй. – Дай 2 копейки, мне Борису Николаевичу позвонить надо.
Говард Уткин проснулся в гостиничном номере абсолютно голым. И неудивительно. Он всегда так спит, возвращаясь во сне к корням природы.
— Что там Сосун про пиво говорил? – Воспроизвёл он самую стратегическую фразу хозяина вчерашнего застолья.
— Держи, — воткнула ему в уже сжатые пальцы бутылку Лида Pb.
— Короткая, — вернул пустую тару ГУт.
Дзынькнула пробка.
— Работать будем?
— Бум, — Гут перевёл дух. – Будем. – И допив вторую бутылку, встал: – Ух! Я готов!
Лидия Pb, прыснула в кулачок, показав на висящее «хозяйство» Уткина.
— Ой! – Нисколько не стесняясь, сказал Говард, напяливая на себя шорты, анатомическую, с выпуклым животом, кирасу, шкурки зверей, и бейсболку, в виде будёновки, с суконным ламелляром, а не с бармицей, как опрометчиво написал выше исторег Ю.А. Могилкин.
— Пошли, что ли, — запрыгнул он в специальные валенки с противоминной подошвой.
— Куда? – закинув ногу на ногу, спокойно сидела на диване Лидия Pb.
— Куда, куда, — за пивом.
— Опоздал. – Pb повела рукой. Весь номер был уставлен холодильниками. За окном трещали рефрижераторы.
— Ну и не пойдём никуда. – Говард Уткин похлопал ладошкой по сжатому кулачку сверху. – Этой ночью было что-нибудь?
— Нет. Я в гамаке спала.
— Горжусь твоим самообладанием, — ГУт критически осмотрел офисный костюм Лидии. – Успела погладиться?
— Не отвлекайся. У нас спецоперация.
— Весь во внимании, — загремел он холодильниками.
— По последним агентурным данным Хутин Пуй находится в районе Рублевско-Успенского шоссе. Ищет пиво. Вместе с ним собаки, Чур, Петрович и охрана.
— Ох, рано, встаёт охрана. – Запел Говард, у одного уже пустого холодильника.
— С Вами невозможно работать, — возмутилась Лидия Pb. – Вы – алкоголик!
— Да это и совсем неважно, — разлёгся ГУт у другого холодильника. – А чё за прикольное погоняло у тебя – Pb?
— Значит – Плюмбум. Свинец!
— Под Сталина косишь? – Совсем распоясался уже пьяный Уткин, выпивая восемнадцатую бутылку пива из близ стоящего холодильника.
— Давайте займёмся делом, — одёрнула юбку Лида Пб.
— Давай. Те. – Говард принялся снимать с себя пулемётные ленты, леопардовые шкуры, кирасы, и сверкающие на солнце шорты «Бермуды».
— Нам надо найти этого … Этого. – Лидия Пб достала фотографию.
— Йоптыть, – сразу забыл про секс Говард. — Это ж Мордехай Блинчиков. Член «Бунда». Он ещё участвовал в 9-й конференции Всеобщего еврейского рабочего союза в 1912 году. Тогда на них всех в Витебском сыске досье составили…
— Это – Пуй. – оборвала разглагольствования ГУта Лида Пб. – Он робот, его надо обесточить.
— Понятно. – Уснул с недопитой бутылкой пива ГУт.
***
2037 год. Сельская школа села Пуево, колхоза «Путь Путинизма».
Урок зоологии.
Учитель арифметики:
— Бабуины — приматы с высокоразвитыми социальными взаимоотношениями, которые никогда не живут поодиночке. В стаде в среднем около 80 особей. Члены стада вместе путешествуют, питаются и спят. В отношениях друг с другом выражена иерархия.
— На Пуя похожи. – Голос из класса.
— В египетской традиции считался провозвестником рассвета и изображался с поднятыми руками, что символизирует мудрость, салютующую восходящему Солнцу. Представлял богов Тота и Хапи.
— А нам на Православии рассказывали, что есть только Пуй. Без Тота и Хапи.
Учитель арифметики:
— Без Тота и Хапи сам Пуй невозможен. Историка.
… Пока Говард Уткин опустошал холодильники один за другим, Лида Pb готовила план действий…
Нет, она никогда не носила коротких юбок, а исключительно кевларовые галифе, которые прекрасно подчеркивали её идеальную кривизну ног. Из обуви она предпочитала только кирзовые сапоги на голые пятки. Сапоги же были втиснуты в свинцовые галоши. Благодаря этим галошам она и получила прозвище Pb. Но главным её оружием были огромные сиськи, которые не умещались ни в один деловой костюм. Для неё обесточить заданный объект было плёвым делом — крепкие извилистые ноги надежно обхватывали жертву, свинцовой галошой отшибалась почка, а сиськами зажимались все ротово-носоглоточные дырочки. От такой процедуры жертве изначально делалось истомительно-приятно, что он даже не замечал как улетал в неизвестность навсегда. Да, всё же Лида Pb была гуманисткой…
— Говард, хватит лопать пиво! Смотри, скоро твои шортики по швам разойдутся — прогоготала Лида Pb, попутно упаковывая понадежнее свою грудь. Им предстояло кой -куда заглянуть, а там обязательно будет Леонид Бровосек, который начинал визгливо пукать при виде Лиды Pb. А у неё на этот пуклёж была аллергия.
— Только да-а-вай сначала к Моги-и-лкину за-а-глянем!? — лениво, с нотками довольного опьянения еле выговорил Говард Уткин.
— Пошли, тем более, что он как раз колдует над новым рецептом пива.
И пошли они до Крыжополя — Говард слегка шатаясь и насвистывая никому неизвестную мелодию, Лида Pb сверкая своими свинцовыми пятками…
– Слушай, а откуда ты про новый рецепт пива знаешь? – спросил, остановившись, Говард.
– А я недавно была у Могилкина… – ответила Лида Pb.
– Ну и как?
– Талантливый человек – талантлив во всем! – сказала Лида и густо покраснела.
Говард деликатно промолчал. К тому же его профессиональные ноздри уловили какой-то особый запах, доносившийся из придорожной канавы.
– Шшш!.. – предупредил он Лиду Pb, – сейчас будем брать языка!
Спец-агенты по-пластунски подползли к кустам и заглянули вниз.
Там какое-то обезьяноподобное существо хрюкало от удовольствия и пожирало кинопленку.
– Видишь, – прошептал Говард своей спутнице, – это М.И. Халков – свой среди чужих, лепший друг Пуя по киноговну. Он точно должен знать, где у Хутина находится выключательная кнопка.
И Говард достал из кармана кирасы складной сачок для ловли М.И. Халкова.
Легким движением он приблизился к существу, треснул его веслом по голове и засунул в сачок.
Потом насадил на вертел, отпилил языку левую ногу начал допрос.
– Любезный, «добровольное признание сбережет вам немало других частей тела». Так написано в Уголовным кодексе. Поэтому мучить я вас буду только в том случае, если вы не скажете: где у Пуя установлен рубильник.
– А как насчет того, что я позавчера на Красной площади перед мавзолеем изнасиловал двухлетнего бычка?
– Чего-чего? – заинтересовалась Лида Pb.
– Вокруг М.И. Халкова плетется мировой заговор! – истошно завопил допрашиваемый.
Говард отпилил ему следующую ногу.
– У меня черный ребенок, я сам его родил! – продолжал признаваться пленник, – Мы не народ – мы электорат! Мы не страна – мы территория! Закидайте меня яйцами!
– О, кстати! – сказал Говард и заводил пилой в подсказанном направлении.
Пока он пытался получить нужные сведения, Лида Pb скрылась за ближайшем придорожным баобабом, и переодевшись в спецовку, спустилась в канаву. Теперь на ее теле красовался приталенный комбинезон оранжевого цвета, на ногах красовались пахнущие свежим гуталином берцы, а на челе сверкали темные очки и высилась лыжная шапочка. К поясу был приторочен водолазный шлем с помпончиком.
Говард как раз заканчивал отпиливать голову пленнику, но язык и не думал признаваться.
– Ну, что, выяснил: где кнопка? – по-женски иронично спросила Лида. Уткин в ответ почесал кирасу.
– Я его слегка разогрел, теперь твоя очередь. – Ответил он. – а у меня – время пить пиво.
Лида улыбнулась, надела водолазный шлем и подошла к задержанному.
– Лида Pb! Лида Pb! – в ужасе завопил М.И. Халков, вытаскивая из себя вертел, разрывая цепи и пытаясь убежать и закопаться под землю. – Нет! Только не ты!.. Только не ты!..
– Ааа, узнал, болезный? – сочувственно спросила Лида. – Грудь применять будем, али обойдемся без садизму?
М.И. Халков бился в жуткой истерике, даже Говард смотрел на него с состраданием, но не вмешивался.
– Кнопка… Кнопка… – рыдал страдалец, – у первого Пуя она находится на месте его гениталий, у второго – в заднице.
– Так что, Пуев – два?! – в один голос удивились Говард и Лида Pb.
– Да, два! Они – хищные роботы-мутанты-близнецы, прилетевшие к нам планеты Обрезьянц.
– Какие у них слабые места кроме кнопок? – проявила чисто женское любопытство Лида Pb.
– Они ненавидят российские подводные лодки, честность и клизмотерапию… Отпустите меня, пожалуйста!.. Позвольте самому покончить свою жизнь в себя, я больше никогда не буду!
Уткин и Pb переглянулись.
– Если честно ответишь еще на 25654125897856 вопросов, отпустим. – Пообещал Говард.
Через полчаса учеровские соколы с ветерком катили по крыжопольскому шоссе на отобранном у М.И. Халкова черном «Range Rover’е». Мигалку они на всякий случай выкинули, пиво загрузили в багажник, а отпущенный на свободу язык принял схиму и стал раввином.
– Чур, ты зачем попа замочил? – поинтересовался Пуй у Петровича.
– Это не я, ваше величество, это он сам себя собаками загрыз. – ответил верный Чур и погнался за блохой, сбежавшей из его бороды.
– Хутин сказал, что ты, значит, – ты! – Петрович поймал Чура за очко и попытался научить уму-разуму.
– Перестаньте! – резко оборвал своих подельников Пуй – пива нет, башка трещит, в жопе нехорошо, а тут еще вы с вашими разборками!
– Жопу я могу помассировать. – Обрадовался Чур. – Изнутри.
– Нет, – обиделся Петрович, – ты изнутри не умеешь – у тебя борода колючая! Позвольте мне, ваше превосходительство?
Хутин было согласился, но тут за углом показалась телефонная будка с восседающим на ней Борисом Николаевичем.
Троица забилась вовнутрь, и Пуй набрал секретный номер.
Прошло не меньше двадцати гудков, прежде чем на том конце провода старческий голос ответил:
– Хелло, кто говорит?
– Да никто не говорит, это я позвонил – Хутин Пуй! – обиделся Пу й.
– А я знаю. Видел, как вы втроем зашли в будку и набрали мой номер.
– А чего сразу не ответил? – спросил Хутин.
– Блины жарил. – Соврал Борис Николаевич, желая сделать собеседнику приятное.
– Докладываю обстановку. Пива нет. Его, по приказу Сосуна Жукашв-или, скупили для Говарда Уткина.
На том конце провода послышалось возня и маразматическое кряхтение.
– Извини, малыш, отвлекся. – Сказал Борис Николаевич. – Памперс менял.
И в трубке закряхтело снова. Часа через два вокруг будки образовалась бело-коричневая гора дурнопахнущих «Huggies».
– Пиво вернуть, Уткина женить на Новодворской! – Борис Николаевич наконец-то обрел способность соображать. – И никаких больше бадминтонных ракеток в свои жопы! Понимаешь ли, взяли моду мельчить! – Только теннисные! Головкой вперед, а точкой Агашина назад! По исполнению отрапортовать!
– Так точно! – поскучнев, ответил в трубку Хутин. – Насчет ракеток – это пожалуйста, а вот, по поводу Уткина…
Но Борис Николаевич уже не слышал – он растворился в небытие, выбросив на улицу еще один использованный памперс.
Юша Могилкин сидел на резном пенечке у крыльца административного здания своей пилорамы, курил бамбук и усиленно изучал «Жизнь животных» Брема. Точное, ее тайный том, обмененный Юшей на литр «Becherovkи» у одной бабушки-библиофила.
На душе у Могилкина было радостно – утром он сдал несколько ящиков пустых бутылок из-под виски и коньяку, заработав при этом приличную сумму денег себе на воблу с колбасой.
– «Глисты паразиты»… «Бабуины»… – читал Юша вслух по слогам, ибо иначе читать не умел. – Ага, вот, нашел! «Пуи (лат. Hutinus) – особый вид глистов-бабуинов, обитающих на планете Обрезьянц. Роботы. Размножение вегетативное, гомосексуальными побегами. Сожительствуют семьями, состоящими из двух особей-близнецов. Злобны, коварны, лживы, вороваты. Любят питаться пенсионерами и жителями России. Обожают целовать мальчуковые пупки. Работают от сети и аккумуляторов. Ядовиты и несъедобны. По обнаружению настоятельно рекомендуется сдать в металлолом».
– Ой, е! – почесал макушку Могилкин, заодно посмотрев на железнодорожную цистерну, в которой варился новый экспериментальный сорт пива – вот оно, оказывается, где тайна тайн обнаружилась!
В это время на фоне заходящего солнца образовалось облако пыли, из которого раздавалось двухголосое хоровое пение и звон кружек, перемешанный с шумом мотора.
– Кажись, М.И. Халков на своем «Range Rover’е» пожаловали. – Подумал вслух Юм Адонаевич и сдул пыль с гранатомета. – Я ж запретил этому паразиту появляться на крыжопольской земле, так он нарушил, и даже и барышню с собой захватил. Ну-с, для начала подпустим-ка его поближе.
Но на этот раз Могилкин ошибся. А «Range Rover» тем временем подъехал к резным воротам пилорамы…
(Часть текста отсутствует)
Пока Лида Pb киряла татарскую настойку и грустила об своей консерваторской подруге Ирме Семеновне, Говард и Юша разработали план операции по отключению роботов. Суть его заключалась в следующем: роботы раз в неделю ездили подзаряжаться на Баковский завод резинотехнических изделий, где и обменивались друг другом. (Отсюда, кстати, у многих людей возникало непонимание того, почему Хутин постоянно находится не в теме происходящих событий и строит из себя круглого идиота, которым, впрочем, оба близнеца являлись на самом деле).
Вот на заводе-то их и можно было взять в тиски, нажав на заветные кнопки.
Выдвигаться решили рано с утра.
Рано с утра настало быстро. Опрокинув три канистры нового пива, Уткин попытался разбудить Лиду. Но даже раскаленный утюг, прислоненный к ее пяткам, не возымел должного действия – татарская жидкость сделала свое черное дело.
– Грузи как есть, – посоветовал Могилкин, – рано или поздно – все равно оживет.
И «Range Rover» плавно покатил по направлению к Баковскому заводу.
Добравшись до места, приступили к операции. Для начала выгрузили из машины Лиду Pd, пиво, сало, мешок воблы и другие боеприпасы. Потом отнесли все это в цех и спрятали в укромном месте.
Говард включил специальный пуиискатель, зеленая стрелочка показала нужное направление.
– Один есть! – сказал Уткин и взял след. Могилкин, обнажив весло, пошел за ним.
Заряжавшийся Хутин №1 лежал неподалеку, в ящике с надписью «Брак». Отключить Пуя было делом нескольких секунд. У этого экземпляра кнопка находилась в заднице. Для надежности Юша достал из своего несессера осиновый кол и вбил его в хутинскую ягодицу.
– А почему не в сердце? – удивился Говард.
– А потому что, где кнопка – там и сердце, он же инопланетянин. – Ответил Могилкин, продолжая работать кувалдой.
– Как-то просто получилось. – Констатировал Уткин, когда они вернулись к своему лагерю, чтобы позавтракать. – А Pb всегда так во сне храпит?
– Откуда я знаю. – Ответил Юша и даже не покраснел. Потому что привык. – Судя по уровню зарядки первого Пуя, скоро здесь должен появиться второй.
Но не успел он договорить, как повсюду загорелся яркий свет, завыли сирены, и строгий голос с мексиканским акцентом начал без устали повторять: «Российские швайне, сдавайтесь! Наше командование предлагает вам немедленно сложить оружие. При сдаче в плен наше командование гарантирует вам жизнь и бочку варенья с банкой печенья. Наше командование предупреждает: если условия сдачи в плен не будут приняты, то вы все до единого будете истреблены!»
– А вот хуй вам! – возразил Говард и выглянул в окошко. Завод был окружен многомиллионными армиями плащей, маузеров и лабрадоров.
– Значится так, – Юша почесал небритый кадык и вспомнил навыки, приобретенные во время работы в тракторно-пингвинологическом институте. – Термоядерными бомбами они кидаться не станут – здесь находится хутинская подзарядка, побоятся ее повредить. Пойдут в штыковую. Тут-то я их и встречу. Денька два продержусь. Но не суть. Скоро у Пуя №2 должен закончиться аккумулятор, и он любыми путями попытается добраться до заветной коробочки, скорее всего через местную канализацию. Вот там-то вы его и отловите.
– «Вы»? – удивился Уткин.
– Возьмешь с собой тело Pb; я вычитал в «Википедии», что у нее под бюстгальтером сокрыта Главная Военная Тайна. Авось пригодится.
– А ты?
– А я – как всегда.
Говард молча пожал руку Юше, положил на столик пять последних обойм к веслу и чекушку «Перцовой», затем ухватил одной рукой несколько канистр с пивом, другой – Лиду, и по-пластунски зашагал к единственному на заводе туалету.
Тем временем Могилкин, помятуя об своих самурайских корнях, начал готовиться к битве.
Он разжег ритуальный костер, поджарил на нем немного шашлыку, коим с удовольствием закусил, отполировал весло, повязал лоб пионерским галстуком, слегка помедитировал с пивом, пропылесосил телогрейку и стал ждать.
…Ворота завода оказались хлипкими и распахнулись после нескольких ударов тараном. Миллионы плащей, маузеров и лабрадоров ворвались вовнутрь.
Первые несколько сотен особо активных быстренько встретили свою смерть от могилкинского весла и отправились голосовать за того, за кого нужно. Остальные решили взять числом, и весло, не зная устали, застучало по их черепам и копчикам.
Говард Уткин сидел в туалете и ожидал. Ему было скучно. Шли уже вторые сутки засадного бдения.
«Во, блин, хитрый Могилкин! Отправил меня караулить Пуя, а сам развлекается!» – подумал он. В это время Лида Pb стала подавать признаки жизни.
– Где я? Кто я? – застонала она. – Какой сейчас век и год?
– А еще алкоголиком меня обзывала! – парировал Уткин. Но, поскольку он был добрым человеком, то сразу же спросил:
– Пиво будешь?
– Буду! – согласилась Лида и присосалась к канистре.
Опустошив ее до дна, она, расчувствовавшись, сообщила:
– Писять хочется…
– Ну а чего же, – ответил ей Уткин, – давай, валяй, мы как раз в туалете находимся.
– А ты не будешь подсматривать? – кокетливо спросила Pb и отправилась в кабинку.
К звуку далекой битвы, в виде крошащихся черепов и копчиков, добавился шум Ниагарского водопада. Прошло полчаса. Говарду опять стало скучно.
– Ой! – неожиданно раздалось из кабинки. – Тут какой-то мужик из унитаза лезет и дымится!
– А дымится почему? – поинтересовался Уткин.
– Не знаю… Кожа с него слезает клочьями, может от этого.
«Страшная штука переработанный «Тимерхан» – все разъедает, даже инопланетную искусственную оболочку. – Подумал Уткин и оперативно скомандовал:
– Агент Pb, срочно закончить орошать, натянуть комбинезон и занять боевую позицию!
– Есть! – ответила Лида и выполнила команду.
– Сейчас начнется! – сказал ей Говард, засучив рукава.
Ободранный металлический скелет Пуя №2 вылез из унитаза и гневно засверкал красными светодиодами глаз.
– Мочить!.. в… в… сортире!.. – заскрипел он своими шестеренками.
– Ща как раз и замочим. – Ответил ему Говард и ринулся в атаку. Но в руке Хутина неожиданно появился лазерный меч, и голова Уткина в одно мгновение ока была отсечена от тела.
– Ну, ты и скотина, Пуй! – обиделся Уткин и пошатнулся.
Хутин №2 выключил меч и временно заржавел.
– Нажми на кнопку! – закричал Говард Лиде Pb, бинтуя место пореза скотчем. – Нажми скорее, пока он не пришел в себя!
– Я стесняюсь… – зарделась Лида. – уж больно кнопка у него большая… И находится в таком пикантном месте… А я, все-таки, еще местами девушка…
– Да ети вашу мать! – загрохотал в громкоговорителе голос Могилкина, – долго я еще буду тут свою кровь проливать, пока вы договариваетесь: кому нажимать?
И действительно, Юшино положение оставляло желать лучшего – израненный во все части тела, он отбивался от вражьих масс остатком заветной кувалды и скромным трехсантиметровым обломком легендарного весла.
Обнаженный по пояс, в изодранных семейных трусах, Могилкин
крушил все вокруг вдребезги напополам, но силы были явно неравные – даже дураку казалось понятным, что через десять-двенадцать часов Юм Адонаевич не выдержит и героически погибнет.
– Слышала? – Уткин все никак не мог перекусить скотч, обмотанный вокруг шеи, – жми! Этот гад «Курск» утопил и на твою девичью честь покушался, пока ты тут лежала и ничего не помнила.
– «Курск», говоришь?! – тело Лиды Pb наполнилось решимостью, и она, что есть мочи, ударила кулачком по кнопке.
И сразу же злые силы развеялись в никуда, на небе возник водоворот, в котором промелькнули Чубайз с Абрамобичем и прочие черные плащи, маузеры и лабрадоры с попами-подстригами, воры-губернаторы, жулики-мэры, продажные милицейские полицаи, казнокрады-министры, другие злодеи-чиновники и помощЪник паета. Желтый туман рассеялся. Страна, возродившись, облегченно вздохнула. А в воздухе запахло чем-то знакомым.
– Леонид Бровосек. – Всосав ноздрями воздух, определила Лида Pb.
– Да, это я! – материализовался из гиперпространства Леонид. – Хорошая работа, ребята. И в награду за нее открою вам страшную тайну: моя настоящая фамилия Старик Хоттабыч ибн Гассан Абдурахман д’Артаньян. Поэтому каждый из вас сейчас может загадать по желанию, а я их тотчас исполню.
Говард заказал себе пару пива, Лида – что-то по женской части, лишь один Могилкин не попросил ничего – он, израненный, валялся у ворот и бредил, как всегда, об чем-то непонятном.
– Пусть будет по-вашему. – Улыбнулся Леонид и выдернул три волоска из своих густых бровей, не забыв при этом пропукать заклинание.
Прошел год. Уткин отрастил себе новую голову, которая оказалась гораздо лучше прежней. Юша, излечившись от ран, выковал очередное весло и уплыл на нем в Антарктиду – кормить своих любимых пингвинов, а Лида Pb родила двух чудесных девочек-близняшек, как две капли воды похожих на маму и на Ирму Семеновну.
А Русь расцвела новыми, неведомыми ей доселе, счастливыми красками.
)))