Расстегаи

Ах! Ах! Ах! МАдитвы про меня не сочиняютца, хотя я бы тоже председателю мог помочь, отдал бы позапрошлогоднее сено, а то вона дожди какие. Сенцо не заготовишь. Ах! Ах! Аъ! МАлитва нужна.

Часть 1. Хутин Пуй.

— Ну, вот и пришли. – Говард Уткин остановился у неприметного ларька, за которым открывалась глубокая пропасть, а слева возвышалась огромная гора, на которую лезли и лезли согбенные люди. Срывались, но снова стремились к вершине.
— Где мы? – Озирался касманафт, не выпуская из рук акваланги и рыбу-молот.
С диким лаем выскочили две шавки и бросились на касманафта, тот йобнул одной и другой молотом рыбы меж ушей, те сразу присмирели, и забравшись в стеклянные конуры – застыли.



— Это первые космонавты, — ГУт снял навесной замок и открыл дверь в ларёк.



— Как первые? – Не понял касманафт.
— Белка и Стрелка.
— Те самые? – Из гермошлема вылезли глаза.
— Самые, что ни на есть.
— Подожди.
Касманафт достал перочинную бензопилу, разрезал пятиметровую акулу пополам, и кинул хвостаную часть собакам. Те, поблагодарив его безжизненными глазами-пуговицами, виляя хвостами, принялись, пердя и рыгая, жрать рыбу вместе с костями. Хотя был не четверг.

В ларьке, кака бычна, было накурено, хотя открыты все окна, и никто из присутствующих не курил. Включая индейцев, Иосифа Сталина и Леонида Ильича Брежнева.
— Где мы? Это ад? – Уже испуганно, касманафт схватил за рукав белого балахона Уткина, который ещё напялил остроконечный колпак на голову с прорезями для глаз.



— Не, ссы. Я щас.
И Говард Уткин скрылся в тумане море дыма сизого.
Касманафт присел у ближайшего столика, где Джавахарлал Неру потчевал Жана Беделя Бокассу традиционными в индийской кухне змеями и скорпионами.
— Хуйня какая-то, — пробовал и пробовал индийские деликатесы южноафриканский диктатор.
— Он бегает по Африке
И кушает детей — Гадкий, нехороший, жадный Бармалей!
Прошёл мимо Корней Чуковский.
— Пашол нахуй! – Послал поэта маршал Мобуту Сесе Секо Куку Нгбенду ва за Банга из Конго. – А чё они, в натуре, как маршмаллоу?
Неру щёлкнул пальцами.
— Где ты это взял? – Размазал он по литцу официанта змей и скорпионов.
— Эт … эт … из ботокса Пуя. – Перекрестился Лал Бахадур Шастри, министр. – Там и яду-то не было, говно одно. Уж мы парили, парили.

Дальше касманафт слушать не стал. Подхватив рыбу-молот, с волочившимися за ней кишками и кровавым следом, пошёл в мглу за Говардом.

Часть 2. Говард Уткин.

— Здравствуйте. – Внезапно его встретил бородатый всадник на коренастой лошадке, в национальном костюме морячка-половца. На шлеме было написано «ВарягЪ».
— Не верь написанному, в бою достался, — спрыгнул с лошади моряк. – Я – Юм Адонаевич.
— Могилкин …, — прошептал обессиленный касманафт, сев на, придвинутый муравьями к жопе, камень.
— Это псевдоним, — вколол ему валокордина в сердце Юша. – Меня Беня Самолётов зовут.
— Самолёты … — мечтательно произнёс касманафт, махнув рукой.
Юша достал потайную фляжку с настойкой кактуса-корифанта и валерианы, чем, перед прогулками, поил чучело Текина, и влил добрую порцию в космонавта.
— АААРРРРХ!!! – Довольно таки смачно рыгнул тот.
В ларьке (бывает) наступила гробовая тишина. Дым рассеялся, а все посмотрели на Юшу Могилкина, держащего под мышкой касманафта, держащего под мышкой кровавый обрубок несчастной акулы.
— Аусвайс ангешлоссен! – Бодро скомандовал он в надувной карманный мегафон, вспоминая уроки немецкого языка под руководством Говарда Уткина. — Геен вайтер шпацирен ин зэ бэт шлаффен! Шнеллер! Лёс!
Далее прозвучала автоматная очередь от Диджея Смэша. И залаяли Белка/Стрелка.
Разбежались сразу все.

Здуф мегафон, Юша осмотрел маникюр. Не пропали уроки иняза с ГУтом даром.
— Пошли, йоптыть. – Поднял он касманафта. – Да оставь ты селёдку эту. Напеките беляшей с неё, и отправьте в Сирию. – Крикнул в глупь ларька Могилкин.
— Это – рыба-молот! – Сказал касманафт. – Я её поймал руками.
— И задушил. Неделю бродишь с ней неприкаянный. Она давно протухла.
Касманафт заплакал.
— Ладно, те. Забудь.
Они вошли в зал где стояли ракеты, спутники, и даже восковые фигуры иностранных космонавтов, когда-либо летавших в составе советских орбитальных станций. Здесь даже был болгарин Какалов, которому поменяли фамилию на Иванов, ибо с такой фамилией нехуй делать в советском космосе.
— А это Вы? – Остановился касманафт у космонавта на лошадке.
— Это – Жугдэрдэмидийн Гуррагча. Монгол.
— А почему он на коне в скафандре?
— Так и летал.
— А Говард Уткин это кто?
— Говард Уткин? – Замешкался Юша. – Говард Уткин … это … (поднял палец в потолок) – … это … йоп твою мать!!!
— Он мой отец?
Юша поперхнулся коньком из другой фляжки:
— Пусть сам расскажет. А вот и он.
В комнату въехал луноход.
— Настоящий? – Касманафт разинул рот.
— Оп-пля-а! – По-молодецки еле выбрался из лунохода Говард.



И пошёл пообщаться с духами предков.



— Чёй-та с ним? – Напрягся касманафт.
— Ничё. – Пожал плечами Юша. — Он создан из космического хлама, а это куски метеоритов, где заложен его генофонд.
— Но не факт, что именно в этом фрагменте метеорита его предки.
— Не факт. – Согласился Могилкин. – Попробуй это объяснить ему. Он ебанутый на всю голову.

— Давайте, просто, посидим, друзья. – Добродушный хозяин выкатил столик.



— Опять пластилин и акварельные краски?!!! – Отвернулся касманафт.
— Алкидные. – Повертев тюбик, прочитал Говард, выдавив и выдавив в себя.
Беспристрастный Юша достал фляжку.

ЗЫ. Когда закончились фейерверки, и наконец-то наступило утро, бодрый касманафт шагал по жёлтого, дороге, кирпича. А Говард Уткин с миром, не с церковным рафинированным, опять улетел.



Куда? Да хуй знает. Туда где мир, наверное.