Как долго я тебя ждала

Каплан Фаина Иерусалимовна, отошла в мир иной в аккурат 7 ноября, когда весь народ праздновал Великую Социалистическую Революцию. «Ура-а!!! Да здравствует Великий Ленин!.. Да здравствует Коммунистическая партия!!! Ура-а!!!» — слышно было по всей стране. Бабуся, наконец-то, жившая в полном одиночестве, дождалась встречи со своим многочисленным родовым племенем. Как муравьи, кружились они возле её тела, и каждый норовил к ней прикоснуться, погладить, как-бы показывая этим, свои не реализованные родственные чувства привязанности, и как-будто бы от вербального контакта, она воскреснет и встанет:… обнимет всех, и расскажет, как ей было тяжко и одиноко все эти года, и, в сердцах пожурит и упрекнёт их за то, что они, когда-то покинули свою вотчину, и только она одна-патриотка, осталась в «дремучей стране с медведями»… Клан дружно попрощался с великой прародительницей… дружно помянул… дружно вынес мебель на улицу,… и так-же дружно закрыв и опечатав дверь квартиры, исчез восвояси вон…
Мебель, люди потихоньку растащили: -кто на дачу, бомжи в подвал, и только одно — старое, дубовое, засаленное кресло, когда-то обтянутое дорогим чёрным бархатом, и из которого через прорехи, торчало в разные стороны кокосовое мочало, осталось мокнуть под холодным дождём. И, кто бы ни пытался хотя бы сдвинуть его с места, попытки были тщетны… как-будто его ножки были намертво замурованы в цемент.
Ле-ли, постоянный жилец этого «замка», находилась в синдроме оглушённого сознания. Вот уже третий день пошёл, как в её брюхе, не было ни капельки кровинушки. От холода и голода у неё окоченели лапки и скукожился набок ротик. Она приготовилась к самому худшему: перекрестившись, глубоко вздохнув и закатив глазки, она стала прощаться… И вдруг, через щель кресла, в котором она лежала в полуобморочном состояние, она увидела соседа Ваську. Ле-ли, собрав все свои последние силы, которые могут быть только у голодного клопа, закричала: — «Вася, забери кресло!.. Вася забери кресло! ».Как мантру повторяла она, уставившись в его опухшие глазёнки. «Та-ак, пора опохмеляться, уже и голоса мерещатся» -, подумал Васька, и только было повернулся идти, как Ле-ли, стала направлять в его мозговую подкорку словесный посыл:-«Забери кресло… забери кресло»....«То ли почудилось мне, то ли и взаправду я слышу бабуськин голос», -подумал Васька, но подошёл к креслу: постоял, посидел в нём, и сконфужено вздохнув, -выдохнул: -«Ладно, заберу я твою рухлядь, Фаина Иерусалимовна»-сказал, и встал, чтобы его оттащить в свою берлогу. «Тю-ю-ю! Без флакона не осилю!» — прокашлялся Васька, и отправился в магазин.
-Ле-ли, отогревшись, и дождавшись, когда Васька опрокинется, выползла из своего укрытия, и потирая лапы, устремилась в верх к заветному месту. «Ой-й, и присосаться — то не к чему, вот у Фаины Иерусалимовны, карай был так каравай, помянула добрым словом Ле-ли свою кормилицу — та, аж еле в кресло вмещалась». Откушала клопиха из Васькиного сухого коржика, вытерла рот, и спустилась отдыхать, — тепло, сытно-прежний рай продолжается!
Под утро проснулся Васька в кресле от ломоты во всём теле, и от зуда в одном месте. Как затянул он это чудовище на кухню, и как обмывал, — не помнил.
«Сдоил» он все капли водки из стакана и бутылки в ладошку, и втёр в зудящее место. «Отличное кресло… можно с Зинкой в нём и камасутрой заняться!»- подумал вслух Василий, и отправился за повтором.
-Захмелела Ле-ли, с трудом нашла выход из Васькиных штанов… ползёт-качается, песни спивает, еле-еле добралась до своей щели.
Сидит Василий возле кабинета кожвенеролога на приёме у врача. Глаза прячет… стыдится… руки так и тянутся непроизвольно к одному месту ...«Молодой человек, спустите брюки, я должен произвести осмотр ваших ягодиц»-сказал врач, и взяв лупу, стал внимательно обследовать следы расчёсов. «У Вас, не аллергия, у вас зуд от укусов насекомых, „-заверил доктор, и выписал ему болтушку. “ Не-е, болтушкой я не буду, лучше я водочкой затру, тем -более сёдня Зинка притащится… ух как мы покувыркаемся в кресле, » -размечтался Васёк. Не дождавшись Зинки, он начал «лечиться». Развалившись в кресле, и изрядно захмелев, Васька, потихоньку впал в дрёму.
-«Когда ж ты, чучело уснёшь, алкаш треклятый… у меня жабры горят, башка трещит, организм похмелья требует!» — шипит клопиха Ле-ли,… ага, вроде б уснул!.. Поползла тихонько,… вот она и дырочка заветная в Васькиных штанах, через которую она, уже неделю, как по туннелю беспрепятственно проползает… а вот и кровушка наконец-то похмельная-я-я. Присосалась,… похмелилась, захмелела, да и упала в дрын-траву.
Очнулся Васька из дрёма от боли, и аж подпрыгнул из кресла. Слышит, как что-то в его штанах шОвелится. Скинул он их быстренько с себя на пол, и видит, — толстущую, барахтающеюся клопиху. Взгляды их глаз встретились…
«Пощади!»-завизжала Ле-Ли…
«Убью!»-закричал Васька
Он высоко поднял ногу, прицелился… и со всего размаху, ударил пяткой по Ле-Ли. Тресь,… и распались клопячьи мозги на молекулы.
Никогда доселе, Василь, не ощущал такого чувства восторга победы над своим врагом, как в тот момент… Что-то горячее, и сладкое растеклось по его венам, и тихая, щемящая истома, сковала все его внутренности и захмелевшую душу… Он не слышал, как вошла Зинка. В бредовом состояние, со спущенными штанами и с торчащим «адреналином», он смотрел на неё, и она, представлялась ему — ангелом с небес, а её искажённый в гневе рот — улыбкой Джоконды.
-" Ах, ты, скотина, кобель проклятый!.. Кого ждёшь? Ишь, стоит без штанов, а у самого вся шаньга красная от засосов, а коньяком кого угощал?!"-распылялась в ревностной злости, Зинка.
Васька, пришёл в себя, только от грохота упавшей входной двери. Уходя, Зинка, со всей дури, хлопнула ею так, что единственная петля державшейся на одном гвозде, не выдержала.
Ощущение незримого навязчивого присутствия женщины на кухне, стало напрягать Василия. То, он слышал запах «Красной Москвы» — любимые духи покойной бабушки Фаи, то, Зинкин — запах дешёвых польских духов, то запах «коньяка»...«Кто ты!?»-опрокинув третий стакан, спросил Васька......-«Я твоя Муза!»-ответило что-то из -за кухонной занавески. «Выходи, будем знакомиться!»-сказал он, опрокидывая четвёртый стакан, и занюхивая ржавой рыбьей головкой. Подняв голову, и взглянув… он закашлялся, сдерживая едва ли не вылетевшие слова… Это был второй шок в его жизни — перед ним стояла огромная, толстая и носатая Фаина Иерусалимовна в трёх ипостасях: из под опущенных густых бровей, на него смотрели два злых красных глаза Ле-ли, а на месте рта, было отверстие напоминающее Зинкину улыбку «Джоконды». Она бесшумно подошла к нему, и низким голосом произнесла: -«Вася, я твоя Муза!.. Ты, Вася, будешь Великим поэтом!.. Пиши Вася… пиши...» И вдруг, он явственно осознал необходимость писать о беспредельной человеческой мудрости… о том, как хочется жить… любить… и быть любимым. Смахнув с газеты остатки ржавой рыбины и взяв карандаш, он принялся творить. Три дня, «не евши, не пивши, ни спавши», Васька, под диктовку Музы кроптал стихи. Наконец — то, уставший и совершенно разбитый, он, вспыхнул от негодования: -«Не буду писать в стол!»
-Иди, и купи компьютер, -сказала Муза.
-Денег нет, -жалостливо ответил Вася.
Фаина Иерусалимовна, подняв руку, указала пальцем на кресло: -«Там, внутри его, запрятано много золота, возьми его.» Идёт Васька домой, тянет компьютер, батон колбасы и минеральную воду. Проходит мимо магазина «Алкотека», а из-за угла выходит «Муза», и голосом Ле-ли шипит: «Жабры горят, похмелиться давай!»… А ей в унисон вторит рот «Джоконды»:-«Ах ты алкаш, кобель проклятый!»… А Фаина Иерусалимовна: «Пиши Вася… пиши!.. Ты, ВЕликий поэт!»… Зарегистрировался Василий на поэтическом сайте, под псевдонимом- «Каплан-Горохов Василий Иерусалимович», по настоянию Музы.
День за днём проходит, неделя за неделей, и вот Каплан- Горохов, уже вышел в рейтинг на двадцатую позицию… а там глядишь, и в элитную, матёрую троечку вклинился. По этому случаю, Василий и Муза, под чёрную икорку пригубили «Courvoisier». И вот, он настал… тот торжественный момент, к которому шёл долгих шесть месяцев, творческий союз Васьки и Музы. Поэт, Каплан-Горохов Василий Иерусалимович, признанный всем мировым поэтическим сообществом, как Великий поэт, вышел на самую высокую позицию Олимпа — на первое место!!!
… но, и не ОН один первый, куда ушёл Васька…
Через полгода, выйдя из больницы, он напрочь забыл о Музе, о стихах… о Славе! Зайдя на кухню, и увидев стоящее обшарпанное кресло, он подумал:«Кто мне эту рухлядь занёс? Завтра я его выкину.» Зловещую, одинокую тишину прервал звонок… он кинулся к двери- на пороге стояла она,- его милая, любимая, белокурая Зиночка. Обнявшись и крепко прижавшись к друг другу… Зиночка, уткнувшись в родную, тёплую Васькину грудь, прошептала: -«Как долго я тебя ждала»…