Разговор с Юшей

«Здесь ведь в чем вопрос?
Ни в одном египетском источнике нет даже намека на евреев. И на Моисея тоже. Хотя там полным-полно всякого другого, даже куда как менее значимого.
А тут – целый премьер министр-иностранец и огромное (ага, как же!) племя, уничтожившие во время своего бегства всю армию безымянного фараона. )))

Ладно, шут с ней, со лживой библией-торой, Вы скажите, зачем этим носатым клоунам понадобилось собирать все, что когда-либо древние авторы (включая Геродота), говорили/не говорили об них любимых?»
Юша Могилкин

Не совсем так, уважаемый Юм Адонаевич!

Садитесь в кресло, наливайте ароматной «Метаксы», раскуривайте трубочку и поговорим!

Источник есть. Всего один и пусть достаточно шаткий, но в нем имеются кое — какие интересные сведения. Я говорю об «Истории Египта» Манефона. Минус, что она до нас не дошла в первоисточнике. Плюс в том, что на неё ссылаются многочисленные древние авторы, приводя в работах целые фрагменты!

Но начать хочу с иного:

«Гиксосы привезли с собой из Азии своего племенного бога, который был принят египтянами как Сет, бог чужих краев, пустыни, и врагов».
Э. А. Шпейзер, «Этнические Движения» (1932 г.)

«Гиксосы — правители чужих земель».
Герман Грапов, немецкий египтолог, создатель фундаментального египетского словаря.

Так уважаемые ученые говорят о гиксосах. Почему гиксосы? Сейчас объясню. Но сначала Манефон:

«Бог, неизвестно почему, прогневался, и из восточных стран внезапно напали на нашу страну люди бесславного происхождения, полные отваги, и завладели ею легко, без боя и насильно. Они покорили всех бывших в ней князей, затем беспощадно сожгли города и разрушили храмы богов. С жителями они поступили самым жестоким образом, убивая одних, а других вместе с женами и детьми обращая в рабство. После всего этого они избрали царя из своей среды, имя которого было Салитис. Последний основал свою резиденцию в Мемфисе, обложил данью верхнюю и нижнюю земли и поставил гарнизоны в более подходящих пунктах. Но в особенности он укрепил восточные окраины в ожидании, что ассирийцы когда-либо, собравшись с силами, сделают нападение на его царство, желая завладеть им. Найдя в Сетроитском номе, на востоке от Бубастийского рукава Нила, весьма удобно расположенный город, который, согласно древнему религиозному сказанию, назывался Аварис, он обстроил его, укрепил весьма сильными стенами и поместил в нем многочисленный гарнизон».

Вот здесь «родоначальники жанра» проболтались:

«Мерзость для египтян всякий пастух овец».
(Быт. 46:34)

Манефон перечисляет имена царей — гиксосов:

Салитис, Бнон, Апахнан, Апофис (Апопи), Ианнес (Хиан), Кертос (Хаумуди), Иакоб-эр, Семкен, Анат-эр.

Если присмотримся, то имена Ианнес или Иакоб без комментариев, правильно? Это Иоанн и Иаков. Да и другие не лучше. Анат явно еврейское как и Бнон. Семкен тоже недалеко ушел от Сима и Семена. Но не будем торопиться. Нам и без этого предстоит задать вопросы, которые ещё никто не задавал и дать на них полноценные ответы!

Снова выпьем коньячку и перейдем к Иосифу бен Матитьяху, более известному как Иосиф Флавий. Его трактат «О древности иудейского народа. Против Апиона» как раз о том самом споре. В чем его уникальность? Да в том, что на основании этого отрывка библейские события не опровергаются, но выглядят несколько иначе от «официальной» версии. И в целом можно ухватить, именно ухватить канву событий. Я предлагаю Вам внимательно прочитать все три отрывка. А после этого мы подведем итоги и просеем всю информацию через сито контрразведки, криминалистики, логики и дедукции. И дадим наши собственные аналитические выводы. Когда будете читать третий фрагмент Флавия и поймете, что это банальный «Липец», не смейтесь сильно:

«Начнем с египетской письменности. Подлинников, в их древней форме я привести не могу, но Манефон, египтянин по рождению, получил греческое образование и написал на эллинском языке историю своего отечества. Для этого, как он сам говорит, делал переводы священных книг, и, во многом опроверг Геродота, который, по невежеству, сообщил ложные сведения о Египте. Во второй книге своей истории Египта, ЭТОТ МАНЕФОН ГОВОРИТ О НАС СЛЕДУЮЩЕЕ, и я передаю его слова, как бы самому ему предоставляя выступить свидетелем:

«Тутимеос, при нем чужеземная буря разразилась, и из восточных стран люди бесславного происхождения напали на страну и, без сражения, овладели ею. Покорили правителей земли, предали огню города и безжалостно разрушили святыни богов. С местными жителями поступили бесчеловечно жестоко: одних убивали, а детей и жен других уводили в рабство. Наконец, царем они сделали одного из своих, по имени Силатис. Он утвердился в Мемфисе, взимая дань с Верхнего и Нижнего Египта, и разместил гарнизоны в самых удобных местах. Прежде всего, он укрепил район на востоке, предвидя, что ассирийцы, так, как они набирали силу, попытаются напасть на его царство.

Найдя в Саите, очень выгодно расположенный на востоке от реки Бубастис город, по древнему религиозному сказанию, именуемый Аварис, он отстроил его, укрепил массивными стенами и разместил там гарнизон, состоявший из двухсот сорока тысяч тяжеловооруженных людей. Он пришел туда летом, чтобы доставить продовольствие, денежное содержание и, чтобы обучать войско, дабы вселить ужас в инородцев. Через 19 лет он умер. За ним — другой, по имени Бнон, царствовал 44 года. Следом Апахнос, в течении 36 лет и 7 месяцев. Затем Апофис, в течении 61 года, следом — Ианиас, в течении 50 лет и 1 месяца и, еще Ассис, 49 лет и 2 месяца.

Эти шестеро были у них первыми архонтами, они постоянно воевали и хотели полностью истребить население Египта. Весь этот народ звался гиксосами, то есть, «цари — пастухи», потому что «гик» на священном языке означает «царь», а «сос», в просторечье — «пастух», или «пастухи».

Следовательно, вместе получается «гиксосы». В другом же списке слово «гик» означает не «цари», а «пленники», и получается наоборот — «пленные пастухи», поскольку слово «гик» в египетском языке, так же, как и «гак», с густым придыханием, имеет значение «пленники». Это объяснение кажется мне более убедительным и более соответствует древней истории.

Эти цари, которых я перечислил выше, из, так называемых, «пастухов», и их потомки, властвовали над Египтом 511 лет. После чего, против пастухов восстал царь Фив и другие египетские цари, и между ними разразилась ожесточенная многолетняя война. При царе, чье имя было Mисфрагмутос, пастухи оказались разбиты, и повсюду из Египта были изгнаны, но закрепились в области, имевшей в окружности 10000 арур. Она именовалась Аварис. По словам Манефона, пастухи со всех сторон обнесли его крепкой стеной, чтобы надежно укрыть там все свое имущество и награбленную добычу. Сын Мисфрагмутоса Туммосис осадил его с армией в 480 тысяч человек. Наконец, отказавшись от осады, он заключил договор, по которому все они должны уйти из Египта в полной безопасности, остаться, где им заблагорассудится. На этих условиях пастухи, со своим имуществом и домашним хозяйством, числом, не менее 240 000 человек, покинули Египет и отправились через пустыню в Сирию. Но, испытывая страх перед могуществом ассирийцев, господствовавших тогда в Азии, в месте, теперь называемом Иудея, они построили город, способный вместить множество жителей, и назвали его Иерусалим».

В другой книге своей «Истории Египта» Манефон говорит, что этот народ, так называемые «пастухи», именуется в их священных книгах «пленниками», и здесь он прав. Так как, для наших далеких предков исконным занятием было пастушество, они вели кочевую жизнь и назывались, поэтому, пастухами. Также не без основания египтяне называли их пленниками, потому что прародитель наш Иосиф сам говорил египетскому царю, что он пленник, и он же впоследствии с разрешения царя призвал в Египет своих братьев. Однако об этой истории я расскажу в другом месте более подробно».

Второй фрагмент:

«Я ссылаюсь на египтян, как свидетелей нашей древности. Поэтому я возвращаюсь к своим цитатами из сочинений Манефона в своих ссылках на хронологию. Его рассказ выглядит следующим образом:

«После ухода племени пастухов из Египта в Иерусалим, изгнавший их из Египта царь Тетмос, царствовал в течение 25 лет 4 месяцев до своей смерти, когда ему унаследовал его сын Хеврон, правивший 13 лет. После него Аменхотеп в течение 20 лет 7 месяцев, а затем его сестра Aмессис, в течение 21 лет и 9 месяцев, а затем Meфрес, в течение 12 лет и 9 месяцев. Затем Мефрамутос, в течение 25 лет и 10 месяцев, а затем Тмосис, 9 лет и 8 месяцев, а затем Аменофис, 30 лет и 10 месяцев. [55] Затем Орос, 36 лет и 4 месяца, затем его дочь Акенхер, 12 лет и 1 месяц, затем ее брат Ратотис, 9 лет. Затем Акенхер, 12 лет и 3 месяца. Затем Армаис, 4 года и 1 месяц. Затем Рамсес, 1 год 4 месяца. Затем Армесс Миаммун, 66 лет 2 месяца. Затем Аменофис, 19 лет и 6 месяцев. Затем Сетос, он же Рамсес, у которого были сильные конница и флот. Он назначил правителем своего брата Армаиса и наделил его всеми царскими полномочиями, повелев лишь не надевать царский венец, не обижать царицу, мать его детей, и воздерживаться от остальных царских наложниц. А сам пошел войной против Кипра, Финикии и далее на ассирийцев и мидян. Одних он подчинил своей власти силой оружия, других — без боя, повергая лишь в ужас своей несметной силой.

Воодушевленный успехами, он еще решительнее стал продвигаться вперед, завоевывая города и области на востоке. Прошло немало времени, и оставленный в Египте Армаис осмелел и во всем стал поступать прямо противоположно тому, как повелевал брат. Он совершил насилие над царицей, жестоко обходился с другими наложницами, поддавшись на уговоры друзей, стал надевать царский венец и, наконец, восстал на брата. Но верховный жрец Египта послал Сетосу письмо, в котором сообщил, что брат восстал на него, а также оповестил и обо всем остальном. Тот немедленно возвратился в Пелузий и овладел собственным царством. Страна же получила название Египет по его имени, поскольку Сетоса, как говорят, звали Египтом, а брата его Армаиса — Данаем».

Так говорит Манефон. Если произвести подсчет времени по указанным у него годам, то выясняется, что так называемые пастухи, они же наши предки, покинув Египет, поселились в своей земле за триста девяносто три года до прибытия Даная в Аргос, однако, не взирая на это, аргивяне считают его самым древним. Как бы то ни было, Манефон на основании сведений египетских источников предоставляет нам два самых важных свидетельства: во-первых, прибытие в Египет из другой страны и, во-вторых, переселение оттуда, которое произошло настолько давно, что почти на тысячу лет опережает события Троянской войны. Что же касается сведений, изложенных Манефоном не по египетским источникам, а взятым, по его же признанию, из недостоверных сказаний, то все это я намереваюсь опровергнуть впоследствии, чтобы доказать неубедительность и лживость подобных сообщений».

Третий фрагмент:

«Первое и исключительное место я отведу сочинению, которым немногим ранее я уже воспользовался для того, чтобы засвидетельствовать нашу древность. Тот самый Манефон пообещал, что составит египетскую историю по переводам из священных книг. Сперва, он сообщил о том, что великое множество наших предков пришло в Египет и покорило местное население, затем признал и то, что некоторое время спустя они покинули страну и захватили нынешнюю Иудею, где основали город Иерусалим и построили храм.

До сих пор он действительно следовал письменным документам, но затем позволил себе записывать услышанные им сплетни о евреях и сообщил о нас невероятные сведения, сознательно причислив нас к множеству египетских прокаженных и больных другими болезнями, которые, по его словам, приговорены были покинуть страну. Выдумав какого то Аменофиса, несуществующего царя с вымышленным именем, и потому, не решаясь определить время его правления, хотя для других царей он с точностью указывает годы царствования, он связывает с ним какие то баснословные сказания, совершенно позабыв собственные слова о том, что пятьсот восемнадцать лет назад пастухи удалились в Иерусалим.

Когда они ушли, царем был Тетмос. Со времени правления этих царей, согласно ему, прошло триста девяносто три года до царствования братьев Сета и Гермея, из которых, как он утверждает, Сет получил имя Египет, а Гермей — имя Данай. После изгнания последнего Сет правил 59 лет, а затем старший из его сыновей Рамзес — 66 лет. И вот, признав сперва, что задолго до того наши предки оставили Египет, и выдумав затем подставного царя Аменофиса, он вслед за тем говорит, что тот, подобно Гору, одному из своих царственных предшественников, пожелал созерцать богов. Он сообщил об этом желании своему тезке Аменофису, сыну Пааписа, который, как считалось, причастен божественного совершенства благодаря своей мудрости и дару предвидеть будущее. Этот человек сказал ему, что он сможет созерцать богов, если полностью очистит страну от прокаженных и других нечистых.

Обрадованный царь велел изгнать из Египта всех, кто имел скверну на теле (число их составило восемьдесят тысяч человек), и приказал заключить их в каменоломни к востоку от Нила, чтобы те работали там наравне с прочими египетскими заключенными. Среди них, говорит он, было даже несколько ученых жрецов, зараженных проказой. Однако Аменофис, этот мудрец и прорицатель, побоялся навлечь на себя и на царя гнев богов за то, что кто — то увидит их самовольно, и придумал сказать, что какие то люди возьмут нечистых в союзники и будут править Египтом тринадцать лет. Не решившись сказать этого царю самолично, он оставил ему подробное письмо и покончил с собой. Царь был в отчаянии.

Затем он пишет дословно следующее: «С тех пор как оскверненных отправили в каменоломни, прошло немало времени, и царь пожаловал им некогда оставленный пастухами город Аварис, чтобы у них было собственное пристанище и кров. Этот город по древнему преданию был посвящен Тифону. Придя туда, они получили возможность обособиться и избрали своим предводителем некого Осарсифа, жреца из Гелиополя, и дали клятву во всем подчиняться ему.

Своим первым законом тот запретил поклоняться богам, воздерживаться от особо почитаемых в Египте священных животных, но всех приносить в жертву и употреблять их в пищу, а также повелел не вступать в общение ни с кем, кроме связанных с ними единой клятвой. Издав эти и многие другие постановления, которые были особенно враждебны египетским обычаям, он приказал сообща соорудить оборонительную стену и готовиться к войне с царем Аменофисом.

Сам же, собрав жрецов и прочих своих нечистых сограждан, решил отправить посольство к изгнанным Тетмосом пастухам в город, называемый Иерусалим. Рассказав о том, какому бесчестию подвергли его самого и других, он стал уговаривать их вместе пойти войной против Египта. Он предложил им направиться сначала в Аварис, на родину их предков, где пообещал приготовить для войска обильные запасы продовольствия, а когда будет нужно, на их стороне вступить в войну и без труда покорить им страну. Обрадованные этим обстоятельством, те единодушно выступили в поход числом около двухсот тысяч и вскоре пришли в Аварис.

Аменофис, царь Египта, лишь только узнал об их появлении, впал в отчаяние, припомнив предсказание Аменофиса, сына Пааписа. Сперва, созвав население Египта и посоветовавшись с его предводителями, он приказал доставить к себе священных животных, особо чтимых в храмах, и повелел каждому жрецу укрыть почитаемые статуи богов в наиболее безопасных местах. Своего пятилетнего сына Сетоса, называвшегося Рамессом по имени отца Рамзеса, он отправил к своему другу. А сам, с отборным египетским войском, насчитывавшим около трехсот тысяч человек, не стал вступать в сражение с шедшими навстречу врагами, поскольку ему пришла в голову мысль, что он идет против воли богов, а повернул назад и возвратился в Мемфис. Взяв Аписа и других доставленных туда священных животных, он тотчас отправился в Эфиопию со всей своей свитой и войском, поскольку в знак благодарности эфиопский царь подчинялся ему.

Тот принял радушно египетского царя и его подданных, которых его страна могла прокормить и имела достаточно городов и деревень, чтобы предоставить изгнанникам убежище на эти роковые тринадцать лет. Кроме того, к воинам царя Аменофиса он прибавил эфиопский гарнизон для охраны границы с Египтом. Так обстояли дела в Эфиопии. А пришедшие из Иерусалима гиксосы вместе с нечистыми жителями Авариса обращались с покоренным населением настолько бесчеловечно, что их владычество для тех, кто был свидетелем их святотатства, казалось самым ужасным из всех зол. Ибо они не только сжигали дотла города и деревни и не удовольствовались разграблением храмов и осквернением статуй богов, но употребляли их для разведения огня и приготовления мяса почитаемых священных животных, причем сперва они заставляли самих жрецов и прорицателей закалывать и приносить их в жертву, а затем, раздевая их самих донага, прогоняли. Говорят, что тот самый жрец, который основал их государство и написал законы, происходил из Гелиополя и звался Осарсифом по имени тамошнего бога Осириса, но, оказавшись среди них, он изменил свое имя и стал называться Моисей».

Вот что египтяне рассказывают о евреях, и еще много подобного тому, что я для краткости опущу. А Манефон между тем сообщает, что после этого Аменофис пришел из Эфиопии с огромным войском, и сын его Рамесс, также во главе своего войска. Вместе они напали на пастухов и прокаженных, наголову разбили их и, многих из них умертвив на месте, остальных преследовали до сирийских пределов. Вот в каких словах сообщает об этом Манефон. Что же касается того, что он излагает сведения вздорные и лживые, я берусь со всей очевидностью это доказать, предпослав всему тому, что впоследствии будет об этом сказано, следующее. Он сообщил нам и признал то, что мы изначально по происхождению своему не египтяне, но пришли сами из какой то другой страны и властвовали над Египтом, а затем снова удалились. А относительно того, что с нами впоследствии не смешивались прокаженные египтяне и что вождь нашего народа Моисей не имеет к ним никакого отношения, но родился на много поколений раньше, тому я попытаюсь привести доказательства, опираясь на его собственные слова.

Первоначальная причина этих выдумок, как он ее преподносит, поистине смехотворна: «Царь Аменофис, — говорит он, — пожелал созерцать богов». Каких богов? ежели тех, что принято почитать у них, то и бык, и козел, и крокодилы, и обезьяны с собачьими мордами были у него перед глазами. Небесных же богов как мог он лицезреть? И откуда возникло у него само желание? Оттого, клянусь Зевсом, что до него их созерцал какой то из его предшественников. От него то он и узнал, как и куда смотреть, чтобы их увидать, так что ни в каком новом способе он и не нуждался.

Умен же был прорицатель, по совету которого царь взялся за совершения этого дела. Почему же он не предвидел неисполнимость его желания, раз от этого не отступился? И с чего он взял, будто богов нельзя увидать из за калек и прокаженных? Ведь боги гневаются на людей за нечестивые поступки, а не за телесные увечья. И возможно ли всего за один день собрать восемьдесят тысяч калек и прокаженных? И почему же царь ослушался прорицателя? Ведь тот посоветовал ему изгнать прокаженных за пределы Египта, а он упрятал их в каменоломни, как будто нуждался в работниках, а не желал очистить страну.

Манефон утверждает, что прорицатель покончил с собой, поскольку предвидел гнев богов и все грядущие беды в Египте, и что он оставил царю письмо с предсказанием. Тогда почему же с самого начала прорицатель не знал о своей смерти?

Почему он тотчас не воспрепятствовал царю в его желании созерцать богов? И к чему бояться тех бед, которые должны были случиться не с ним? Или что же еще могло быть для него более ужасным, из за чего он поспешил покончить с собой? Однако давайте рассмотрим и самую большую нелепость. Царь, узнав все это и опасаясь будущих событий, тех самых калек, от которых ему по предсказанию надлежало очистить Египет, не стал изгонять из страны, а «по их просьбе», как говорит Манефон, отдал им город некогда населенный пастушеским народом, называемый Аварис. Поселившись в нем, по его словам, они избрали себе предводителя из числа бывших гелиопольских жрецов, и тот новыми законами запретил им поклоняться богам и воздерживаться от употребления в пищу почитаемых в Египте животных, но всех позволил есть и приносить в жертву, и в общение вступать только с теми, кто связан с ними единой клятвой. Он заставил жителей поклясться в верности этим законам, соорудил крепостную стену и пошел на царя войной. И затем прибавляет, что «он послал в Иерусалим просить пастухов стать их союзниками в этой войне, пообещав отдать им Аварис, потому, дескать, что этот город населяли предки тех, кто прибудет из Иерусалима, и также уверил их, что, обосновавшись в нем, они смогут овладеть всем Египтом». Вслед за тем он говорит, что «их двухсоттысячное войско пришло в Аварис, но египетский царь Аменофис, считая, что не следует идти против воли богов, тотчас бежал в Эфиопию, а жрецам приказал оберегать Аписа и других священных животных».

Затем он сообщает, что «пришельцы из Иерусалима разрушали города, жгли храмы, убивали жрецов и вообще не было таких дикостей и беззаконий, которых они бы ни совершили. А тот человек, — говорит он, — который дал им законы и государственное устройство, происходил из Гелиополя, имя его Осарсиф, от имени чтимого в Гелиополе бога Осириса.

После своего переселения он стал называться Моисеем. По словам Манефона, Аменофис через тринадцать лет (ибо столько лет суждено было ему пребывать в изгнании) пришел из Египта с огромным войском и, напав на пастухов и прокаженных, одержал победу в этом сражении, причем многих он умертвил на месте, а остальных преследовал до пределов Сирии».

При этом он даже не понимает, что преподносит безыскусную ложь. Ибо прокаженные и множество пастухов, если когда то прежде и гневались на царя и на всех тех, кто по предсказанию прорицателя так с ними поступил, то после того как они вышли из каменоломен и получили от него целую область с городом, они должны были бы стать всецело ему преданными. Если бы они и в самом деле его ненавидели, то свои тайные замыслы против него обнаружили бы как то иначе, а не стали бы начинать войну против всех, поскольку, раз уж их было такое огромное множество, само собой [среди египтян] у них было много родственников. Притом даже если бы они решили начать войну, они не осмелились бы воевать против их богов и не стали бы вводить законы, противные отеческим установлениям, на которых они были воспитаны. Мы должны еще быть благодарны Манефону за то, что зачинателями этого беззакония стали, по его словам, не пришельцы из Иерусалима, но они сами, египтяне, потому что из них главным образом их жрецы придумали все это и заставили население принести клятвы. С этим, пожалуй, почему бы и не согласиться? Никто из их родственников и друзей не присоединился к ним и не захотел разделить с ними тяготы войны, и прокаженные послали в Иерусалим просить о заключении с ними союза. Что это у них к ним за любовь и какое-такое стародавнее родство? Наоборот, те были их врагами и весьма существенно отличались обычаями. Он же говорит, что они тотчас поверили обещаниям, что овладеют Египтом, как будто им было совершенно ничего не известно об этой стране, из которой их некогда силой изгнали. Так, если бы у себя дома они нуждались и бедствовали, возможно, тогда они и отважились бы прийти им на помощь, но они населяли цветущий город и страну намного обильнее Египта, и ради чего стоило им подвергаться опасности и помогать своим давним врагам, к тому же еще и калекам, которым даже из их собственных родственников никто не посочувствовал?

Не могли же они заранее знать о будущем бегстве царя. Ведь и сам Манефон говорил тому явно противоречащее, — что будто бы «сын Аменофиса во главе трехсоттысячного войска шел им навстречу в Пелузий», и об этом было хорошо известно тем, кто собирался воевать, а о перемене его решения и бегстве разве могли они тогда догадываться? Иерусалимское войско захватило продовольственные запасы Египта, говорит он, и совершило множество ужасных злодеяний. За это он укоряет их, словно они были вовсе им не враги, или как будто за это следует упрекать чужеземцев, позванных откуда то извне, в то время как и до их прихода то же самое творили сами египтяне, и поклялись, что будут и впредь так поступать. «Однако некоторое время спустя Аменофис напал на них и победил в сражении и, многих убивая, преследовал до сирийских пределов». Вот, оказывается, как просто овладеть Египтом каким угодно пришельцам. И ведя в Египте войну, и зная, что Аменофис еще жив, они не стали укреплять свои границы со стороны Эфиопии, хотя имели к тому достаточно средств, и не позаботились о том, чтобы держать наготове остальное свое войско. «А царь, — говорит Манефон, — уничтожал их повсюду до границ Сирии, преследуя по безводной пустыне». Хотя известно, что войску непросто преодолеть пустыню и без боев.

Итак, на основании сообщений самого же Манефона, наш народ происходит не из Египта, и никто из египтян с нами не смешивался. Ведь более чем вероятно, что множество больных и прокаженных погибли в каменоломнях, поскольку томились там длительное время, многие — в последовавших за тем сражениях, и еще больше — в самом последнем, и затем в бегстве.

Мне остается ответить ему несколькими возражениями, касающимися Моисея. Египтяне считают его человеком необыкновенным и божественным, а потому, желая видеть в нем своего соотечественника, они с невероятной дерзостью утверждают, что он был одним из гелиопольских жрецов, изгнанным вместе с остальными прокаженными. Однако наши письменные памятники говорят, что он родился за пятьсот восемнадцать лет до этого и увел наших предков из Египта в страну, которую мы теперь населяем. А что он не страдал подобным телесным недугом, выясняется из того, что он сам говорил. Ибо прокаженным он запрещает оставаться в городе или жить в деревне; им надлежит по одиночке бродить в разодранных одеждах, а всякого, кто прикоснется к ним или окажется с ним под одной крышей, он считает нечистым. И даже если болезнь будет излечена и человеку возвратится его прежний вид, он предписывал различного рода очищения, омовения ключевой водой и острижение всех волос, и лишь после того, как тот совершит множество всяческих жертвоприношений, он позволял ему войти в священный город. А между тем, казалось бы, человек с таким недугом должен был отнестись к больным той же болезнью с большей заботой и вниманием. Его постановления касались не только прокаженных, но всем, кто имел хоть малейший телесный изъян, он запретил участвовать в священнодействиях.

И даже если во время священнодействий с кем либо случалось подобное несчастие, он лишал его этой чести. Потому возможно ли, чтобы он принимал эти постановления против самого себя и издавал законы себе же на позор и во вред? Кроме того, совершенно не похоже на правду и то, как он поменял имя. «Звали его Осарсиф», — говорит Манефон. Это слово для соответствующего изменения не подходит. А настоящее его имя Моисей обозначает «спасенный из воды», ведь египтяне называют воду «mō-y». Итак, мне кажется, ясно вполне, что Манефон не слишком погрешал против истины, пока следовал древним летописям, но как только обратился к безымянным сказаниям, то либо неправильно согласовал их друг с другом, либо слишком доверился людям, которые злобно клеветали на нас».

А теперь, уважаемый Юм Адонаевич, садитесь в качалку и открывайте вторую бутылку «Метаксы»! Надо будет ухватить мысль, которая качается как маятник и решить, кто из этих авторов говорит правду, а кто лжет… Чуть было не сказал — как обычно! Но нам надо сохранить объективность в рамках исторического исследования. Наливайте!