Ленин-богатырь
Из архивного:

Как Надюше Ленин наказывал,
Как Надюше Ленин говаривал:
«Вот, убьет меня Фани вредная –
Размозжит башку из винтовочки,
Ты не плач не хнычь, не печалуйся,
А все сделай так, как положено:
Моего коня отведи к реке,
Напои его ключевой водой,
Позови потом Лейбу Троцкого
Приведи его к Мавзолею ты,
И сама узришь, что получится».
И случилось так, как предсказано –
Растеклись мозги из головушки,
Из головушки, да из Ленинской.
Надя бедная окручинилась,
Напоив коня, тут же вечером
Позвонила Лейбе-надомнику.
И приехал он в куртке кожаной,
На тачаночке разрисованной,
С пистолетом и пулеметами.
«Гой ты, Ленин мой, поднимись-ка, встань!
Я привез тебе пива свежего,
И огурчиков малосольненьких!
А еще сальца иудейского,
Ребе праведным засоленного».
И восстал с одра Ленин быстренько,
Пули выплюнул, пукнул праведно,
В шуйцу взял кистень, а десницею
Ухватил топор и винтовочку.
«Гей ты, Лейба-друг кучерявенький,
Возродил меня, как положено!
Я сперва схожу к милой Наденьке,
А потом пойду с Фани ратиться!»
И сходил Ильич к милой Наденьке,
И зачал он с ней Эн Валуева.
И запряг коня ярко-красного,
И рванул на бой с Фани вредною.
Бились-ратились, только пыль столбом,
Пропотели аж и описались,
Раздербанили латы крепкие
И у Фани вдруг сиська вылезла,
А на сиське той есть наколочка:
«Я за Родину, я за Сталина!».
Увидал Ильич надпись синюю,
Всколыхнулись в нем мысли разные –
Сразу вспомнил он детство буйное
И свою любовь самопервую,
Как он бегал с ней по Швейцарии,
Точку G ища во влагалище.
«Гой ты, гей, скажи, красна девица,
А какого ты роды племени
И кто мать твоя, а кто батюшка?»
«Я не гой, не гей и не девица!
Роду-племени всем известного.
Мать моя – Хусейн, а про батюшку
Ничего не знаю, не ведаю,
Но известно мне об приметочке –
У него в очке есть жемчужина!»
Ленин снял штаны, оголил свой зад,
«Вот, смотри сюда, супротивница:
У меня в очке есть жемчужина,
Да, я – папка твой восстановленный!»
Фани вредная, соскочив с коня,
Целовала страстно жемчужину
«Здравствуй, папка мой восстановленный!
Через столько лет обрела тебя!
Поспешим вдвоем к милой матушке –
Да к Хусейну мы поспешим с тобой!»
Омрачился лик светлый Ленинский,
И сказал Ильич дочке миленькой:
«Мамки нет твоей – злые вороги
Взяв в полон ее, да повесили».
Фани сразу же закручинилась:
«Разреши, отец, отомстить врагам,
Бо стреляю я из винтовочки
Очень чудненько и прицельненко!
Ну, а ты вернись к тете Наденьке,
И Валуева воспитайте вы,
Чтобы вырос он славным воином,
А не гадским горе-предателем».
На коней вскочив, разошлись они,
Разошлись они в обе стороны.

Как Надюше Ленин наказывал,
Как Надюше Ленин говаривал:
«Вот, убьет меня Фани вредная –
Размозжит башку из винтовочки,
Ты не плач не хнычь, не печалуйся,
А все сделай так, как положено:
Моего коня отведи к реке,
Напои его ключевой водой,
Позови потом Лейбу Троцкого
Приведи его к Мавзолею ты,
И сама узришь, что получится».
И случилось так, как предсказано –
Растеклись мозги из головушки,
Из головушки, да из Ленинской.
Надя бедная окручинилась,
Напоив коня, тут же вечером
Позвонила Лейбе-надомнику.
И приехал он в куртке кожаной,
На тачаночке разрисованной,
С пистолетом и пулеметами.
«Гой ты, Ленин мой, поднимись-ка, встань!
Я привез тебе пива свежего,
И огурчиков малосольненьких!
А еще сальца иудейского,
Ребе праведным засоленного».
И восстал с одра Ленин быстренько,
Пули выплюнул, пукнул праведно,
В шуйцу взял кистень, а десницею
Ухватил топор и винтовочку.
«Гей ты, Лейба-друг кучерявенький,
Возродил меня, как положено!
Я сперва схожу к милой Наденьке,
А потом пойду с Фани ратиться!»
И сходил Ильич к милой Наденьке,
И зачал он с ней Эн Валуева.
И запряг коня ярко-красного,
И рванул на бой с Фани вредною.
Бились-ратились, только пыль столбом,
Пропотели аж и описались,
Раздербанили латы крепкие
И у Фани вдруг сиська вылезла,
А на сиське той есть наколочка:
«Я за Родину, я за Сталина!».
Увидал Ильич надпись синюю,
Всколыхнулись в нем мысли разные –
Сразу вспомнил он детство буйное
И свою любовь самопервую,
Как он бегал с ней по Швейцарии,
Точку G ища во влагалище.
«Гой ты, гей, скажи, красна девица,
А какого ты роды племени
И кто мать твоя, а кто батюшка?»
«Я не гой, не гей и не девица!
Роду-племени всем известного.
Мать моя – Хусейн, а про батюшку
Ничего не знаю, не ведаю,
Но известно мне об приметочке –
У него в очке есть жемчужина!»
Ленин снял штаны, оголил свой зад,
«Вот, смотри сюда, супротивница:
У меня в очке есть жемчужина,
Да, я – папка твой восстановленный!»
Фани вредная, соскочив с коня,
Целовала страстно жемчужину
«Здравствуй, папка мой восстановленный!
Через столько лет обрела тебя!
Поспешим вдвоем к милой матушке –
Да к Хусейну мы поспешим с тобой!»
Омрачился лик светлый Ленинский,
И сказал Ильич дочке миленькой:
«Мамки нет твоей – злые вороги
Взяв в полон ее, да повесили».
Фани сразу же закручинилась:
«Разреши, отец, отомстить врагам,
Бо стреляю я из винтовочки
Очень чудненько и прицельненко!
Ну, а ты вернись к тете Наденьке,
И Валуева воспитайте вы,
Чтобы вырос он славным воином,
А не гадским горе-предателем».
На коней вскочив, разошлись они,
Разошлись они в обе стороны.
15 комментариев
В гараже Порш-каняшьку поставила,
На лифте в терема вознесла себя,
В неказистые, коммунальные.
Николя там с дружком миловалися,
И перстами своими точёными,
Теребя за ланиты пунцовые,
Уды мерили метром портняжеским.
Стук прервал любы их зановитые,
И ступила к ним в горницу горлица,
Зараделись братимы лаготные,
Стали с горлицей жыть и ватажиться.
Люди русские, да славянские,
И другие татары татарские,
Но не крымские-украинские,
Но чукотские и карельские –
Те который год в полоне живут –
Правят ими ужасные чудища –
Яровая одна по фамилии,
А другая зовется Мизулиной.
И живут они, эти чудища,
У моста того, у Калинова,
Что над речкою, над Смородиной
Возвышается деревянненький.
Всяко пешего, всякого конного
Жрут чудовища ненасытные:
У Мизулиной двадцать восемь ртов,
Яровая пьет кровь влагалищем:
Присосется где – не отвяжешься.
И страдали все люди русские,
Люди русские, да славянские,
И татарские, и чукотские,
И карельские, и чувашские.
А тем временем, во глуши лесов,
Во дворцах своих белокаменных
Говард Уткин – сын Фридрихэнгельсов –
Пиво горькое запивал медком,
Запивал медок водкой белою,
Водку белую – самогонищем,
Самогонище – арманьяками,
И закусывал свиноухами,
Балыком, икрой кабачковою.
И пришел народ во дворцы к нему,
На колени пал: «Выручай, отец!
Прогони от нас Яровую ты,
Отруби башку ты Мизулиной!»
Говард ласково отвечает всем:
«Где же раньше вы были, граждане?
Я сто лет сижу здесь расслабленный,
Алкоголь в себя потребляючи.
Кто мешал всем вам воспротивиться
И самим изгнать чудишь пакостных?»
Стал народ рыдать, начал каяться:
«Виноваты мы – люди глупые!
И прости ты нас за бездействие!»
И так плакали, так кручинились,
Что растрогали сердце Говарда –
Пулемет он взял в руки белые
И взнуздал коня молодецкого,
Поскакал засим ко Смородине,
До ее моста до Калинова.
)))
P.S.
Вот – Смородина.
Мостик калиновый.
На перильцах сидят птицы грустные,
И рыдая, поют песни жалобно.
Три дебила стоят, стоеросовых –
Сын попа, сын царя и крестьянский сын.
И решают кому бицца с чюдищем,
Трёхголовым, бухим, огнедышащим.
Нет бравады в Иване-царевиче,
Потерял он родство в Массачусетсах.
А Попович, ваще, только крестится,
И читает молитвы заученно.
Лишь безродный Иван — сын крестьянина,
Или сын одного из шабашников,
Или тысяч кругом дальнобойщиков,
Самогон в одного пил стаканами.
Вылез ГУт из коня самолётного,
С пулемётом огромным, пристрелянным,
Свистнул Чюдо, своим свистом хитростным,
И пришло Чюдо-Юдо с похмелия.
Отобрал пойло ГУт у крестьянина,
И отдал весь пузырь Чюде-Юдище.
То, внутри утолило пожарище,
И спросило: Чё надо те, ГУтище?!!!
— Ща пойдём мы в палаты кремлёвские, —
наставлял ГУт чюдовище Юдино:
— И всех карликов, огнищем пламенным,
Выжжем в лес через мостик Калиновый.
И нехай их кикиморы с лешими,
Заблудят во лесах и болотищах,
А ты орден Ивана Сусанина,
Самый первый получишь, под номером.
— Таки сразу в болото и к лешему? –
Чюдо-юдо склонило все головы,
Перегаром дыша в ухо Уткина,
Щекоча шею Уткина пейсами.
— Да. Идём. Только в ГУМ не сворачивай.
Страшных баб тоже в лес и на стойбище,
(За мостом указатель есть каменный),
Где Тугарин ничем не гнушается.
— Таки сразу в болото и к лешему? –
Чюдо-юдо склонило все головы,
Перегаром дыша в ухо Уткина,
Щекоча шею Уткина пейсами.
— Да. Идём. Только в ГУМ не сворачивай.
Страшных баб тоже в лес и на стойбище,
(За мостом указатель есть каменный),
Где Тугарин ничем не гнушается.
,,,
— Стоп! Стоп! Стоп! –
режиссёр Фёдор Бондарчук,
всё прервал,
весь накал, всю экспрессию:
— Это ж сказка. – сказал он Уткину.
— и причём здесь евреев мессия?
***
— Где здесь сказка? –
ГУт с Чудищем-Юдищем,
В Боровицких застряли воротищах:
— Сказка — ложь, а намёки там.
Куда так, не пройдёшь,
не протиснешься.
….
(Записан мной со слов грузчика Бахчереченского Райпотребсоюза тов. Каллер И.С. в 1785 году до ЭРХА).
Бондарь Чук возник да по младости
От отца возник и от матушки –
Папа мавром был, мамка – русскою,
Дездемоною величалася.
Родила она как-то раз в ночи
Близнецов двоих разуделеньких.
Первый – Бондарь Чук – падла лысая,
Вторый – Бондарь Гек – сын полярника.
Возопил тогда мавр трепетно:
«Не поеду я на Третейский суд,
Не поеду я на Китайщину,
Но скажи ты мне, дорога жена,
И развей скорей все сомнения:
Отчего-почем родила ты мне
Близнецов двоих непонятненьких –
Я ж давным-давно импотент совсем,
До женитьбы нашей им был уже!»
Дездемона тут окручинилась,
В лоб дала ему сковородкою:
«Бондарь Чук – сынок твой любименький,
Родила его от Чубайса я!
Бондарь Гек – сынок твой холененький,
Стал отцом ему наш премьер-Медвед».
«Врешь ты все, жена! Точно знаю я,
Что премьер-Медвед – пидор ебаный,
Баб не любит он, их не трахает».
Дездемоща испугалася,
Но призналася во своем грехе:
«Да, отец его Владиленович,
Израителич по фамилии!
Все зовут его Кириенкою».
Мавр взял платок, Яго брошенный,
И к постели им привязал жену,
А потом достал саблю вострую,
Пулемет достал необстрелянный.
Но не стал марать он оружие –
Придушил жену шуйцей крепкою,
А десницею ей разбил башку,
А сынов чужих, ею рожденных,
Он послал в Орду в виде премии.
А в Орде сидел злобный царь Хуйло,
Целовать любил он детей в пупок,
Но детишки все супротивились –
Целовать давали лишь в задницу.
Горько плакал царь: «Я люблю ребят,
Пацанов люблю, их животики,
Педофилом зря нарекли меня,
Я ведь правильный и порядочный».
А тем временем на Урал-реке
Говард горькую пил с Чепаевым,
Говард меды пил с побратимами:
С Гайкой Митричем и узбеками.
Меды выпили вместе с горькою,
И отправились на Смородинку,
И на мост ее, на Калиновый.
)))
Пафакту.
Нет. Да. Это пилотный выпуск, ч.1. Познакомился тут с двумя росичами – Доброжиром и Гостомыслом. Попросил написать на истинно-русском языке повесть обо мне. Поляну выкатил. Слаб народец оказался. Начали писать, нажрались и уснули. Проснулись, дописали, суки.
Теперь пафакту:
Ой, вы, гой еси, добры молодцы,
Здесь боян, не израдец трёхкнопошный,
А вполне зело баско эпический,
Велелепие даст ГовардУткину.
Был рождён ГУт в годину кошачую,
Где-то в небе, из хлама летучего,
В чорных дырах и белых вылупостях,
Вельми звёзды сложились лаготностно.
Ничего он не делал с рождения,
Просто парился в небе кощунственно,
Пил с пингвином меды, и с Чапаевым,
И играл на немецкой гармонике.
Кака днажды, пришелец космический,
Прилетел прямо к Гуту, израненный.
И ракета помята, и коброю,
Носовой обтекатель был свёрнутый.
Вышел в космос в скафандре
распахнутом,
Гермошлем – в виде старой будёновки,
Со звездой и антенной пупырчатой,
На литце пыль комет, пролетающих.
— Эй, вставай! – Закричал он в последний раз:
— Хватит пиво тут дуть в невесомости!
Заебал Хутин Пуй беспредельщиной.
Только Веллер с Навальным и борются.
Оглядел Космос Уткин. А Космос – пуст.
Старый бох отдыхает на облаке.
Дом-2 смотрит по телеку, курит кальян,
Дым пуская по космосу кольцами.
….
А пока можно сделать вот так:
Your text to link...
Сколько копий было сломано, но специалисты так и не выяснили: как на самом деле общались между собой древляне, кривичи, поляне, славяне и прочие жители местного региона – спасибо правослабным попам, яростно уничтожавшим все, несогласуемое с ихними взглядами на облапошивание народоналесения.
Согласно статистике, на сегодняшний день в РПЦ существует аж целых 5008 «святых», больше половины из них – местные, остальные – общие с кафоликами.
Отличный бизнес: каждому – по случаю – свечку поставь, благословение получи, и всегда есть на кого сослаться.
Куда там Ярило со своей малочисленной командой тягаться!
Вот, поэтому Доброжир и Гостомысл не справились.
А мои знакомые попы – те за столом и жрут и пьют, но дело разумеют: пока не сильно пьяные, твердо стоят на антинаучных догматах, цитатками из своей библии так и сыплют, а потом, осоловев в процессе, начинают крамольничать.
Но, протрезвев, напрочь отрицают свой атеизм.
Забавно.
Я не специалист, но иногда приходится окунуться в «глупь виков» © Валастлывстло, а там всё упирается в шумеров и евреев.
Вот щас пеку рыбу в кляре и луковы колечки под пиво, и Гостомысла с Доброжиром пытаю током; корни русского языка выведываю. Мог и вынтырнет залезть, но пытать прикольней. ))) А их старославянский язык уже оцерковлен.
ВЕЛЬЗЕВЕЛ — дьявол
КАЛУГЕР — монах
КОЩЕЙ — раб, пленник
КОЩУНА — святотатство; забавные шутки
РЯСЫ – украшение
Не стал я их убивать. С балкона сбросил. Там сейчас снег гребут. Вывезут на свалку. Составил словарь, ща привожу в порядок, чтобы изъяснятся в дальнейшем на почти исконном русском языке. Где, кстати, вульгарное — БЛЯДЬ — это ложь и обман.
Не помню, публиковал здесь свой трактат об историке/нет, где высказывал мысли о трактовке истории со стороны искусства, а не войн и правителей. Повторюсь, что это лишь трактовка истории. Ведь история, как наука, интересна исключительно историкам. Именно на их вердикте будет формироваться сознание масс. Уже забылось, как Хуйло дал команду быстренько переписать историку под своё правление. Не знаю, не читал новые учебники. Было бы интересно, как он там выглядит. ))))
ria.ru/society/20140116/989593596.html
Никто нынче не знает, как вслух читаются древнеегипетские иероглифы – язык Древнего царства канул в Лету. Поэтому сценаристы и режиссеры выдумывают новый язык, который выдают за египетский; актеры же, на полном серьезе произносят перед камерой: «Ятуми ятуми факушка Анхесенамон!» «А как читается этот иероглиф с крыльями?» — «че-то там менефус!» (Мумия-2).
Поэтому, что уж говорить о праславянском языке?
И не стоит забывать официальную версию изобретения русского языка: братаны Кирилл-Константин перевели с греческого на болгарский всякие христианские буклеты.
В свое время было написано еще и про Акобяку
www.stihi.ru/2006/10/04-89
Некоторые иностранные граждане, побывавшие на Руси в ее дохристианский период, свидетельствуют о наличии письменности у местных жителей.
Но образчиков почти не сохранилось:
Поэтому, сплошной раздрай и противоречия.
Спасибо попам!
А, вот, с самого детства помню: матушка, закончившая в свое время ИАИ (Московской историко-архивный институт), разбавляла мою скучную (ха-ха!) подростковую жизнь всякими забавностями, например, рассказывала, что у древних советских славян слово «влагалище» означало футляр и даже ножны, а слово «задница» — долю наследства младшего сына.
Я смеялся. А потом подрос и выяснил: да, действительно, означали именно это. (Пусть войдут в твой Словарь)
А за то, что не убил – честь тебе и слава. Ведь мог? Мог. Но не стал.
«Вельзевул» – евр. בעל זבוב — Бааль-Зевув – «повелитель мух».
Иных послушать, так все народы мира произошли от русских. Даже слоны.
Еще меня забавляет, например, когда всякие якобсоны спорят со всякими мавзонами о подлинности текста «Слова о полку Игореве».
Им-то какое дело?
Не публиковал. Было бы чрезвычайно интересно.
Известно, что Историю пишут победители. Но всегда существовали и независимые источники информации. Поэтому историками, прежде всего, движет любопытство. Среди них были есть и будут конкретные фанаты своего дело, а есть и такие, как академик Тарле – вроде бы, умный дядька, но конъюнктурщик, готовый в любой момент, по заданию партии и правительства, перевернуть все с ног на голову.
Однако, правильно замечено: каким бы ни был учебник «истории», трактовка изложенного в нем зависит от преподавателя.
А хуйловский «учебник истории» я нашел, да.
su0.ru/YJTl
Почитай – охуеешь. И последние главы – тоже. Ложь, пиздеж и провокация.
)))
А ещё понравилось об Акобяке на стихире. Я думала, что эта акобяка — просто присказка, шутка, междометие, а оказывается, вполне реальный алфавит, который почему-то не прижился у нас. Мой восторг!)))
)))
)))