Об любви к рифмам. Часть вторая

Эстетика и критика
Из удаленного на сайте с.ру

Эпиграф
Поэзия и искусство – это особая форма не только выражения, но и познания.
Ян Райнис

Для начала сравним два текста.

Первый (в котором весь рифморяд заимствован из творчества кое-кого, о ком здесь вслух не говорят, ибо оно сразу же начнет попахивать в сторону Русских Поэтов; но там имеется антипоэтическая канва об том, что «рифма – это [оказывается?!] созвучие не окончаний, а ударных слогов»*):

Эпиграф:
Кроме них, хряков на ферме не держали, одних подсвинков. Из них самым приметным был жирный подсвинок по имени Стукач, кругломордый, юркий, с бегающими глазками и визгливым голосом. Оратор он был каких мало: когда ему требовалось доказать что-нибудь труднодоказуемое, у него была манера вертеться вьюном, крутить хвостиком, и это почему-то убеждало. О Стукаче говорили, что ему ничего не стоит выдать черное за белое.
Д. Оруэлл «Скотный Двор».

***
Я проснулась как-то утром;
Съев различные продукты,
Почесав лобок, оделась
В телогрейку от Кардена.

Кошелечек (в нем деньжата),
По любви ко мне прижался:
Ах, любимый шекель знойный,
Дай побыть твоею Хлоей.

Комп включила, яд разбрызгав;
Кто попался – был замызган! –
Мельтешит в публичных дрязгах
Мой язык – злорадно-грязный.

Псевдонимчик взявши дамский,
Обожаю брань и хамство.
…Бесполезны все протесты
Супротив меня-маэстро.


И второй, взятый мной с потолка:

Эпиграф:
Прославим поэтов, у которых один бог – красиво сказанное бесстрашное слово правды.
Максим Горький «Сказки об Италии».

***
Под пенье небесных арфистов
Весенне-вечерней порой
Пыл наших страстей был неистов
Шептала ты: «Бездну открой!..»

…К рассвету немного устали –
Сломали случайно кровать;
Ее разобрав на детали,
Решили мы поворковать.

– …Ах, все в голове стало кашей…
Зря, милый, не мни сутажи:
Об русской поэзии нашей,
Забавный прикол расскажи.

– Прекрасная юная дива,
Друг друга давай развлечем:
Коль время есть для перерыва,
Поведаю я: что почем.

…Потешно быть русским поэтом –
Пегаса поить из горсти;
Болеть за страну и при этом
Чего-то там где-то блюсти.

Нельзя обесточить заразу –
По черепу дать ей веслом:
Ярлык нам приклеится сразу,
Засланцы рыгнут: «Поделом!».

Пусть твердости много в самшите –
Но их древоточец незрим:
«Что?!.. Русский?!.. Поэт?!.. Не смешите! –
Молчите! – здесь мы говорим!

Нагадим, на чин невзирая,
И «терки» устроим впритык;
А в сердце поэтского рая
Воткнем свой обрезанный штык.

Законы России нам пох***й! –
Подумаешь, эка беда! –
Владеем пиитской эпохой,
И тянем ее в никуда.

Кто русский поэт – вот вам фига –
В пролете любой ваш замёт –
Ведь наше вселенское иго
Свое однозначно возьмёт…».

Иные, познав антитезу,
Сутулясь, сосут мутный чай:
«Молчу. Никуда не полезу,
А то ведь сожрут невзначай».

…Я весело жил, дорогая, –
Среди всяких проческих дел, –
Тамгой дураков прижигая,
Но нынче к стихам охладел.

А мог бы, напрягши суставы,
В друзьях поиметь Кравчука*
Сказали бы мне: «Как вы правы!»
Все те, кто срал исподтишка.

…Эх, милая, сонм откровений
Ты бюстом своим раздави;
Я, может, – местами – не гений,
Но только не в нежной любви.

Забавно быть русским поэтом –
Нас филлеры строем «пасут»;
Согласно казенным изветам,
Сыграет комедию суд.

Что дальше?..
С твоим поцелуем
Весь мир заходил ходуном…
Покуда друг друга милуем,
Не думаем об остальном.

*Леонида Макаровича, а не то, что вы заранее подумали.

Вот.
А теперь копнем поглубже.

…Все когда-нибудь начинается…
И кто именно стал самым первым поэтом, нам неизвестно: может, какой-нибудь архантроп, а может и кто другой.
Но, как бы там ни было, однако наиболее ранние, дошедшее до нынешнего времени, стихотворения, принадлежат стилусу женщины – шумерке Энхедуанне (на медальоне — вторая слева)
,
жившей около 2285-2250 гг. до н.э.
Энхедуанна работала жрицей, сочиняла гимны и религиозные агитки:

«Они достигли света дня, а для меня
Свет померк.
Тени достигли света дня,
Он покрылся песком пустынь».

Как мы видим, что даже в переводе, с рифмой здесь дела обстоят не очень.
Да, собственно, иначе и быть не могло: человечество на ранних этапах своего развития пользовалось не электронной почтой, а каменными топорами, и посудомоечные машинки были изобретены далеко не сразу.

В отличие от иностранной, истоки древней русской поэзии отследить достаточно сложно, точнее, невозможно вообще: на протяжении столетий христианская церковь самым тщательным образом трансформировала или уничтожала все, связанное с ведической культурой русов; поэтому былины, обрядово-бытовые песни и шуточно-сатирические потешки скоморохов либо канули в небытие, либо претерпели существенные цензурные изменения. И нет ни одной былины, датированной ранее Х века, да и то с условием, что записаны они была всего лишь четыреста лет назад.
Но даже по осколкам имеющихся материалов можно судить, что прогресс на месте не стоял, и в тех же былинах присутствуют зачатки будущих рифм:

«Да все у меня в Царе-граде споженены,
Да девицы, вдовицы замуж выданы,
Да и сила; то вся обрыскала,
Будто серые волки обскакали»
(«Царь Соломан и Василий Окулович»),

И просит у него благословеньица
Ехать да во чисто поле во раздольице,
Серым волкам на растерзанье,
Черным воронам на возграенье,
Надевал Алешенька латы кольчужные,
Застегивал пуговки жемчужные
(«Алеша Попович едет в Киев»).

Чем занимались российские граждане в период с десятого по семнадцатый век – неизвестно. Но русская поэзия в то время находилась под гнетом небезызвестного указа «О скоморохах», выданного на гора гражданином (царем) М.Ф. Романовым; этим указом религиозный на всю голову царек пытался поставить крест на свободе народного словотворчества.
И в то время, когда космические корабли в лице тех же средневековых французов бороздили свою поэзию в поисках ее идеальных форм (см. «Песни о деяниях», баллады, сонеты, рондо и прочий сhanson), безымянные русские русскоязычно-российские сочинители официальной паезии промышляли только лишь т.н. «духовными стихами» – нерифмованными «песнями» на библейские сюжеты. Хотя, думаю, что акромя угодных Кремлю приспособленцев, на Руси всегда были, есть и будут настоящие поэты, способные сочинить кое-что получше официозной сопливости… Но довольно политики.

И, значится, в начале семнадцатого века случился забавный парадокс:
на границе немытой Европы с ее развитыми рифмами и, посещающей бани, но лишенной свободы творчества Московией, появился некий С.Г. Петровский-Ситнянович (прозвище в ролевой религиозной игре – «поп Симеон Полоцкий»). Он был литвином (но не прибалтийским литовцем-рыбоедом, а белорусом).
Самуил Гаврилович время зря не терял и потихоньку тырил у поляков и прочих европейцев всякое интересное. И в результате выдал свое «Лекарство от Гжехы» (привожу его полностью, ибо шедевр):

Приде мних некий ко врачевней хазе,
Взыскуя цельбы грыховной проказе.
Рече ко врачу в смирении слова:
Поведзь ми ради имене Хрыстова,
Ашче знаешы былие лечебно,
На грэхов болезнь скорбяшчым потребно?
Врач даде ответ всим полезный зело,
Им же духовно грэхми страждет тело:
Ашче хошчешы болезнь исцелити,
Зволь респонс уважне получити,
Иже ти буди сицевый от мене:
Послушаниа поишчы корене,
Терпениа зе листвие восприми
И расплоди плод чыстоты со всими
Добродзителей превонными цветы,
Юже смешкно потшцыся сотрети,
Во беззлобиа котле ы в сосуди
Всесмерениа зсыпано да буди;
Растворы по сем слэзными водами,
А милостыни пореж шчедротами;
Возгнети под ним огнь любве ко Богу,
Имже теплоту егда примет многу,
Братолюбием тшчыся прохладити,
Да возможешы от него вкусити
Покаяниа лзыцею святаго,
А помошчыю всемилостиваго
Примешы цельбу, здраве влучышы,
Ашче советы моя сохранишы.
Аз бо истинно тебе совешчаю,
Тебе, як себе, здравствовать желаю!

Как видим, русскоязычные рифмы претерпели существенное изменение и стали точными дальше некуда. Правда, есть нюанс: Петровский-Ситнянович все-таки был белорусом и гражданин БССР. Но что поделать: когда-то и чеченца Ачичаева называли русским богатырем, а русский Ботвинник становился чемпионом мира по шахматам.
Однако не все так запущено: в самом центре Москвы, в ее Кремле, трудился скромный сотрудник администрации президента царской канцелярии – подьячий А.З. Онуфриев

который ни с какими иностранцами не общался, но об точной рифме знал не понаслышке:

Кръст православен царуване свято ще утвърждава,
кръст благочест е дворец и за всички закрила и слава.
Кръст победител над полски злосторници и мюсюлмани,
кръст прогонител на всякакви ереси от дома ни.
С кръста със сила и действие нашето благо ще вършим,
делото кръстът с божествено откровение ще завърши.

Да, Алексей Захарьевич, по сути, сочинял все те же «духовные стихи», но он, на официальном кремлевском уровне, привнес в них… рифму.

Для сравнения можно привести строки из написанной в тоже время казенной поэмы «О голубиной книге» (автор неизвестен):

Святая Русь-земля всем землям мати:
На ней строят церкви апостольские;
Они молятся Богу распятому,
Самому Христу, Царю Небесному, –
Потому свято-Русь-земля всем землям мати.
А глава главам мати – глава Адамова,
Потому что когда жиды Христа
Распинали на лобном месте,
То крест поставили на святой главе
Адамовой. Иерусалим-город городам отец.

Никакого сравнения – Онуфриев явно опережает по очкам.

Нужно также отметить, что народное творчество почему-то развивалось гораздо резвее официального. Более того, самые ранние из дошедших до нашего времени печатных стихотворных произведений (т.н. раешников), были изданы в начале-середине XVII века (и как раз в Москве, что, естественно, несколько принижает достоинство гражданина Петровского-Ситняновича).
Есть еще один интересный нюанс: раешные стихи – это не любовная или богодуховская лирика, а… сатира, столь нелюбимая ни властьимущими, ни попами, ни всякими прочими антисоциальными элементами:

«По тех мест о ставленников держит,
Как они деньги все издержут,
А иных домой отпускает
И рукописание за них взымает,
Чтоб им опять к Москве приползти,
А попу Саве винца привести.
А хотя ему кто и меду привезет,
То с радостию возьмет,
И испить любит,
А как все выпьет,
А сам на них рыкнет:
Даром-де у меня не гуляйте,
Подите капусту поливайте».
(«Сказание о попе Саве»)

…Ну, а потом пошло-поехало.
Кантемир, Тредиаковский, Ломоносов, Барков… Именно эта четверка способствовала превращению тяжеловесного церковного силлабического стиха в легкое силлабо-тоническое стихосложение, которым, дорогие граждане, вы и нынче сочиняете почти все свои стихи (и стехи).

А Дмитрий Константинович Кантемир, стоя, фактически, у истоков русской классической поэзии и ее точной рифмы, писал:
«…Рифмы… должны иметь, по меньшей мере, одну букву перед тем гласным подобну, а что больше, то лучше; так сноха и веха лучшую рифму составляют, чем крупа и сова; и еще гораздо лучшую тесло и весло»
(Д.К. Кантемир, «Письмо к приятелю»).

Таким образом, праотцами были разработаны основосоставляющие принципы точной рифмы в отечественном стихосложении.

Но, как и положено, всегда находится какой-нибудь чувак, обожающий расшатывать устои.
Все помнят старика Державина, который «заметил и, в гроб сходя, благословил»? Орденоносец Гавриил Романович, оказывается, известен не только этим (и своей одой «Фелица»), но еще и тем, что он-таки, не найдя чем с утра опохмелиться, решил немного поэкспериментировать с рифмами.
Для нынешних коряво рифмующих паетов, Маяковский и Бродский кажутся идеалами стихосложения, но бедняги не знают, что Державинские «Перунами-лазурями», «сильны-пустынны» и прочие «ясность-краткость» были для его современников как стеклом по пенопласту.
А когда потомок Багрим-мурзы ударился во все тяжкие и стал рифмовать «гром-холм», «власть-написать» et «он-волн», представители «Единой России» своевременно отреагировали на полученный сигнал, в результате чего раскаявшийся Гаврюша сочинил свое самое эпичное (предсмертное, кстати), стихотворение «Руина чти», на 99% состоявшее из точных рифм:

Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.

Юный Карамзин – автор «Бедной Лизы» (ежели кто не в курсе), вроде бы последовал в своем творчестве за реформатором Державиным, но потом плюнул на это дело и вернулся на правильный путь.
Да и заученные в школах классики, на заре периода своего полового созревания, иногда тоже случайно заговаривались:
В.А. Жуковский: «могилы-унылом», «сонм-кругом» (кстати, Василий Андреевич грешен только в своих черновиках; в официальных публикациях у него все четко);
А.Эс. Пушкин: «аристарх-стихах», «богатства-государства»;
М.Ю. Лермонтов: «черном-вонзенном», «кругом-деревам».
Специалисты утверждают, что «в этих необычных сочетаниях [рифм. – Ю.М.], несомненно, отражается детская неопытность, но они интересны, как возможности, отвергнутые поэзией высокого стиля».
(Т.е., из этого следует, что точные рифмы – это отличительная особенность поэзии высокого стиля, а неточные – соответственно, – низкого).

Кстати, первыми, кто стал активно использовать т.н. «добавленные рифмы», были Фэ.И. Тютчев и Аф.Аф. Фет. Ребятам захотелось пофрондерствовать на фоне точнорифмованного Некрасова – и понеслась… Но, получив свое, они исправились, и больше ничего такого себе не позволяли. (Я тоже больше никогда не стану задействовать в одном маленьком абзаце одновременно восемь букв «ф»).

А затем… Затем Золотой век русской поэзии закончился и наступил Серебряный.
Но почему именно «серебряный»?
Потому что литературные критики Р.В. Иванов и В.А. Пястовский – братья-акробаты – постарались. Именно они придумали этот термин и выделили в русской литературе два периода: «золотой век Пушкина» и «серебряный век поэтов меньшей силы и меньшего значения», в котором «произошел спад творческой волны» и «возникла самодовлеющая техника».

Как известно, серебро гораздо менее ценно, чем золото. (Мировая добыча золота равна ~ трем тысячам тонн в год, тогда как серебра ~ двадцати тысячам тонн).
А появившиеся «экспериментаторы от паезии» весьма основательно подпили устои точной рифмы и породили массу малообразованных подражателей.
Но как бы штрейкбрехеры не старались, им не удалось заменить своими каракулями творчество выдающихся современников, например, – И.А. Бунина и А.М. Гликберга (Саши Черного).

…Потом наступил «Бронзовый век русской поэзии», и на пространстве развитого социализма стало «рифмоваться» что угодно и с чем угодно.
Пожалуй, кроме С.Я. Маршака и И.М. Ивановского я не готов припомнить поэтов, использовавших в своем творчестве исключительно точные рифмы.
(К слову, Ивановский и Маршак – еще и замечательные поэты-переводчики, вряд ли кому и поныне удастся состязаться с ними на этом поприще.
Ну и представьте себе, ежели бы в их переводах звучали всякие там «яро-одеяло», «наверх-фейерверк» и прочие «гвалт-удрал».
Минимум, произошел бы международный скандал с цивилизованными нациями).

…«Медный век» еще больше извратил ситуацию и привел нас к тому, что мы имеем – к нынешнему «Чугунному веку» русской поэзии.

Существует устойчивое мнение, что использовать исключительно точную рифму могут только люди, обладающие абсолютным поэтическим слухом. Человеческий организм устроен таким образом, что его раздражает все, выпадающее из размеренной канвы и вызывающее дисгармонию восприятия: безголосое пение, неотбалансированное колесо в персональном автомобиле, криво повешенная картина и т.д.
Точная рифма – это «общее название рифм с полным соответствием послеударных окончаний в словах».
А неточные рифмы уже в самом своем названии содержат нечто такое, что способно вызвать настороженность.
(«Неточный –
1. Лишенный точности, не совсем правильный… 2. Не соблюдающий точности, порядка при исполнении чего-л.; допускающий неточность, ошибку в чем-л». «Толковый словарь» Кузнецова).

Получается, что неточная рифма – это рифма ошибочная.
Многие граждане обольщаются, ссылаясь на пресловутые «Словари рифм», в которых всякая ущербная хрень тоже именуется рифмами.

Наибольшей популярностью у народонаселения пользуется «Словарь разновидностей рифм» В.В. Онуфриева (ибо его легко можно найти в Интернете, ознакомиться и потом гордо козырять полученными знаниями на всю округу), но даже и в этом демократичном словаре мы видим, что от истинного положения дел никуда не деться:
там –
к точным рифмам относятся: «абсолютная», «богатая», «глубокая» и «родная»;
ко всем остальным:
«бедная», «двоякая» «добавленная», «условная» (диссонансная и ассонансная), «замещенная», «конфликтная», «недостаточная», «неравносложная», «оборванная», «приблизительная» и прочие «псевдо»-рифмы – эти названия говорят о том, что между рифмами и «рифмами» существует огромная дистанция.

Некоторые защитники нерифм находят в них какую-то свою прелесть и пытаются обосновать свое мнение расхожими штампами а-ля: в русском языке точных рифм – раз-два и обчелся.
На самом деле это вовсе не так.
Согласно Большому академическому словарю, мы имеем 131 257 основополагающих русских слов, не считая их склонений и падежей. Но словарная составляющая языка – величина, постоянно увеличивающаяся (за счет варваризмов, неологизмов, экзотизмов и пр.).
Древний Пушкин в своем творчестве пользовался что-то около восьмидесяти тысяч оригинальных слов. И 99,9% его рифм отличались весьма завидной точностью.

Люди бывают образованными и наоборот.
Первые используют более пятнадцати тысяч слов активной лексики, вторые – не больше пяти тысяч. (Поэтому писанина многих современных доморощенных паетов весьма ограничена в своем словарном запасе; а вымученный ими рифморяд весьма скромен и примитивен).

При современном количестве слов в русском языке вполне можно обойтись исключительно точными рифмами.
К.Г. Паустовский как-то заметил: «С русским языком можно творить чудеса. Нет ничего такого в жизни и в нашем сознании, что нельзя было бы передать русским словом… Нет таких звуков, красок, образов и мыслей – сложных и простых, – для которых не нашлось бы в нашем языке точного выражения».

Разумеется, когда мы говорим о точных рифмах, то вовсе не имеем ввиду всякие «пришел-ушел» и набившую оскомину «ботинки-полуботинки».
А нелепые аргументы «защитников», твердящих об монотонности и повествовательном однообразии «рифм с полным соответствием послеударных окончаний в словах», разбиваются о простые правила использования точных рифм в творчестве.
Нужно всего лишь:
1. Избегать однородных рифм, отдавая предпочтение разнородным (т.е. рифмовать между собой разные части речи); но уж если довелось использовать однородные рифмы, то в рифмующихся между собой словах использовать:
а) разные падежи,
б) разные времена;
2. Игнорировать банальные, всем надоевшие, рифмы.
3. Придумывать свои. (Только написал эти строки, как тут же пришло в голову:
«…И давала кора блик,
Плыл по морю кораблик»).
Все. И ничего сложного.

А что касается пресловутых (разумеется, точных) глагольных рифм, которые некоторые надутые дилетанты, сами не зная почему, ненавидят смертным боем, то здесь ларчик открывается просто: в глагольных рифмах ничего криминального нет, не было и не будет.
Ну, а желающие довести их до ума, могут всего лишь рифмовать между собой глаголы с разным количеством слогов, заполняя недостающие «пробелы» другими частями речи:

Один чувак по жизни брел;
Чтоб денежку сшибить
Он сайт забавный приобрел,
И стал поэтов бить.

Современное обывательско-поэтическое творчество, как правило, представляет собой винегрет, приготовленный из рифм и псевдо-рифм, т.е., точные рифмы в ихнем «творчестве» могут чередоваться с не пойми чем.
Возникает законный вопрос: почему оно происходит?
Если точные рифмы гармоничны и приятны для человеческого организма,
а все остальные – наоборот – вызывают у людей чувство подсознательного дискомфорта, то на фига оно надо?
А оно и не надо вовсе.
Неточную рифму граждане используют исключительно по следующим причинам:
а) в виде стеба (творчество Г.Ф. Уткина и всех остальных наших товарищей);
б) по принципу «да, и так сойдет, ибо некогда»;
в) в связи с недостатком персонального интеллекта (и, соответственно, своего словарного запаса);
г) подражая дутым «авторитетам» и будучи в плену у ошибочного мнения, что оно вполне удобоваримо;
д) потому что ими может сочинять каждый дурак;
е) в виде эксперимента, хотя мы-то знаем, что все уже украдено до нас.

Лично мне никогда здесь не встречались пр-дения, написанные с использованием исключительно неточных рифм, а стихов с рифмой (т.е., именно с точной рифмой) я видел (увы!) совсем немного и, кстати, вовсе не удивительно, что их авторы – весьма достойные люди.
Наверное, потому, что истинные русские поэты (или мнящие себя таковыми), должны быть последовательными: либо – таки да, либо – ой, мне! – нет.

*[Речь, разумеется, идет о Вшивой лене:
Your text to link...
с ее абсолютно неправильным видением предмета].

4 комментария

Dfyz
Прочитал внимательно, очень полезная штука
Беру на вооружение, а то все как в детстве лабаем на слух
Надо приобщаться к технике и научной основе
Будем учиться, учиться всегда полезно
Юша Могилкин
Собственно, именно слух определяет рифмы и стихотворный ритм:
Не спотыкаясь на препятствия при прочтении/прослушивании текста, ожидая абсолютно схожего окончания рифмующихся строк, люди воспринимают поэзию, как… ну, да, правильно, именно, как поэзию, а не как прозу или что-то другое.
Наверное, одним из точных определений поэзии можно назвать ее мелодичность.

)))
Лиза Биянова


Спасибо, Юм Адонаевич! Замечательный ликбез! :)
Юша Могилкин
Заметил забавную штуку: «Трех мушкетеров» Дюма впервый раз прочитал лет в шесть-восемь.
А когда перечитываю сей достославный труд, каждый раз нахожу в нем что-то новое. Хотя, казалось бы, знаю чуть ли не наизусть.

Так и с Поэзией – сколь не воображай из себя всезнающего монстра, один хрен – ученье свет, а неученье… (ну, да, далеко за примером ходить не буду), а неученье — творчество липца и прочих липцеообразных.

)))
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.