История Государства Российского. Часть вторая. От Бату до Василия Третьего

Татаро-монголы, или монголо-татары?
А никаких татаро-монголо-татар не было вовсе.
На Руси «татарами» называли всех представителей восточных народов, так же, как всех европейцев – «немцами».

Началась эта история давным-давно, когда среди монгольских степей родился Темуджин Есугеевич Борджигин.
Как и положено талантливому человеку своего времени, он промышлял разбоем и прочими нехорошими делами.
За это, на съезде монгольской коммунистической партии, его –большинством голосов – избрали на должность великого хана.
А потом он помер.
Но сынок его, Джучи, зачал старика Бату.
Вот, благодаря этому Бату все и произошло.
Еще будучи пионером, Бату стал – третьим по счету – великим ханом.
Собрал он, значится, как-то руководителей монгольских племен – нойонов, и говорит:
«Ну, что, ребята, не захватить ли нам, между делом, Булгарское царство и Россию-матушку? Потом, глядишь, и до Англии доберемся. Там, говорят, пиво варят и виски всякие гонят. Это мы – дикари пьем кислый айран, а в Европе люди культурные, вилками едят…».
На том и порешили.
Нужно отметить, что дисциплинка в монгольской армии была – дай дорогу! – у кого на утреннем осмотре сапоги окажутся нечищеными, подворотничок не подшит – тех сразу на гауптвахту, или на виселицу. Хотя, говорят, монголы вешать не любили, провинившимся предпочитали ломать позвоночник – дешево и сердито.
И вот, вся эта хорошо организованная шайка-лейка выдвинулась на запад.
Волжскую Булгарию захватили быстро, хотя ее столицу – Биляр – осаждали несколько месяцев. А потом сравняли город с землей и вырезали все народонаселение.
И почапали на Русь.
Пришли такие, под стены Рязанской области, и говорят:
«Платите нам дань за триста лет вперед!»
«Ага, как же! – ответили рязанцы и дали первый бой у реки Воронеж, который проиграли с тяжелыми потерями.
Затем монгольское войско осадило Рязань.
Тамошний мэр, Юрий Рязанский, отправил срочную телеграмму своим коллегам – мэрам двух других близлежащих городов – князьям Юрию Всеволодовичу и Михаилу Черниговскому, попросил помощи. Но связь в то время работала плохо, да и расстояния были немаленькими. В общем, помощь запоздала.
Шесть дней длился штурм, но город-таки пал. Монгольское войско, поддерживаемое осадной артиллерией, лезло на стены, словно тараканы. И победили. Рязань сожгли дотла, а все ее население уничтожили к едрене фене.
Радостные монголы отправились безобразничать дальше. Никого и ничего не щадили – уничтожали все подряд, аки саранча.
И дошли до Коломны.
Там их встретило белее-менее объединенное русское войско.
Битва была – дай дорогу! Три ночи и три дня продолжалось сражение. Но русская армия снова проиграла – сказалось незнание монгольской тактики и стратегии.
Затем вороги, залатав раны, сели на электрички и, через Казанский вокзал, проникли в Москву, которую тоже сожгли и разорили.
Затем пал Суздаль и все его сопредельные города.
Но русское население тоже не расслаблялось.
Собрав остатки сил, советская армия устроила монголам хорошую трепку на реке Сить. В результате оной баталии, княжеские дружины и ополчение погибло полностью, но и супостаты понесли огромные потери.
Русь как будто вымерла.
Бату радостно потирал руки и приказал выдвинуть войска в сторону Новогорода; хан уже рассматривал в бинокль памятник «Тысячелетие России», но тут ему доложили, что личный состав войска сократился на две трети, галет и консервов надолго не хватит, горючее для лошадей закончилось, а новогородское ополчение только и ждет: когда же обессиленные монголы нанесут ему свой визит?
Расстроившись, Бату велел трубить отход и возвращаться в степь.
В действительности, монгольская армия даже не отступала, а бежала, обходя стороной крупные города, жители которых могли надавать захватчикам по шапке.
Но хан, из вредности, не упускал случая оторваться на маленьких поселениях и городках.
Однако, и с ними было не все так просто: Торжок продержался две недели, а скромный Козельск – больше двух месяцев.
Во время осады Козельска у Бату случился нервный срыв – наглый монгол не мог понять, как такой небольшой городок оказался столь мощным в обороне и вообще.
Поэтому хан, верный своей привычке, приказал убить все население непокорного города.

Сентенция:
Козельск, конечно, не Рязань, но все-таки…

Евпатий Львович Коловрат
Много славных воинов погибло во время первого монгольского нашествия на Русь.
Но главным символом сопротивления почему-то стал рязанский воевода Коловрат.
В принципе, оно и понятно: к чему обывателям запоминать имена всяких Всеволодов Константиновичей и Жирославов Михайловичей – других борцов с оккупантами, – когда можно ограничится одним Евпатием?
Впрочем, сей достославный муж был настоящим героем, и мы совершенно не собираемся принижать его заслуги.

В общем, ситуация получилась такая: во время разорения Рязани, Коловрат находился в служебной командировке на Украине, в городе Чернигове. Там-то его и застало известие о нападении монголов.
Черниговцы оперативно помогли рязанскому воеводе: собрали небольшую армию и провиант.
Вернулся Львович в Рязань, а Рязани-то и нет – осталось одно пепелище. Очень Евпатий расстроился. Спел печальную песню «Враги сожгли родную хату», а затем разработал план действий: организовал общий сбор выживших рязанцев у города Зарайска и дальнейшую партизанскую войну.
Фотографий Евпатия Коловрата не сохранилось (сколько веков-то прошло!), но, по воспоминаниям, был он мужчина видный, богатырского телосложения, и неплохой стратег.
И как напал Евпатий на монголов, да как приступил к ихней аннигиляции, что у Бату глаза полезли на лоб от испуга и удивления.
Послал хан против воеводы своего родственника Хостоврула:
«Иди, — говорит, — и приведи мне бунтовщика живым!»
Родственник самодовольно пообещал все сделать, как надо, и даже грозился вызвать Евпатия на дуэль.
Ну и отправился искать Львовича. Да не один, а с большим войском.
Пришел на лесную опушку, смотрит: на пеньке Коловрат сидит, топорик точит.
«Эй, ты, рюсская швайне, хочу тебя на один ладонь положить, другая прихлопнуть!» — визгливо закричал Хостоврул.
«Да, ну?!» — удивленно посмотрел на монгола Евпатий и слегка треснул его топорикам по лысине.
Ховстул быстренько развалился на две равные половины. А заодно и помер.
Тут из леса вышло скромное русское войско, и через пять минут от монголов ничего не осталось.
Бату расстроился пуще прежнего. И опять с ним случился нервный срыв.
И он повелел выставить против Коловрата тяжелую артиллерию.
Так погиб Евпатий и люди его.
Хотя, говорят, что не все, кое-кому удалось выжить.
Их вытащили из-под трупов и привели к монгольскому хану.
А Бату тем временем изучал тело убитого Львовича и все вздыхал:
«Эх, мне бы такого человека! Я бы с ним не только Австралию захватил, но и даже США!».
Затем хан посмотрел на пленников, что-то у него в мозгах щелкнуло, и он сказал:
«Идите с миром. Забирайте вашего воеводу, похороните его с почестями в кургане у Кремлевской стены, и да прибудет с вами великий Маниту!»

Конечно, гибель Евпатия и его отряда от монгольской тяжелой артиллерии более чем сомнительна – несовершенство тогдашних орудий легко позволила обстреливаемым культурно ретироваться, не понеся больших потерь.
Скорее всего, Евпатий был убит в обычном сражении с превосходящими силами противника, однако это нисколько не уменьшает достоинства его подвигов.

Сентенция:
маленький овод может даже свирепого быка в речку загнать.


Второе нашествие
Вернувшись в степь и почистив перышки, Бату собрал очередное войско для похода на запад.
Сначала он разорил Мордовскую АССР, а потом напал на Русь.
Сжег Муром, Нижний Новгород, Дзержинский оргстекольный завод, целую кучу других городов, и отправился завоевывать Украину.
Разорил Чернигов и дошел до Киева.
Но воевать его не стал – силенок не хватило, поэтому отложил мероприятие на год.
А пока занялся разорением близлежащих земель.
Тут еще вот какая штука получилась: когда Бату впервые пришел на Русь, рязанские и суздальские князья (и еще Евпатий Коловрат) обратились к Михаилу Киевскому за помощью против захватчиков. А тот их всех послал далеко и надолго, мол, разбирайтесь без меня.
И сам, паразит такой, вместо помощи, занялся очередной междоусобной войной. Свое сало оказалось ближе к телу.
Но, когда запахло жаренным, быстренько побежал в Венгрию, искать там союзников против монголов. Но Михаилу обломилось.
Поэтому, когда Бату, после отказа киевлян выплачивать дань, напал-таки на столицу, князя там уже не было.
Город стойко держался целых четыре месяца. Как ни странно, оборону возглавлял специально присланный сопредельным князем Даниилом Галицким военспец воевода Дмитрий Ейкович.
Нужно отметить, что осада Киева была отнюдь не вялотекущей, а очень даже активной со стороны монголов.
Каждодневные приступы и прочие каверзы.
Кровь лилась рекой.
И, в конце концов, город пал.
А последняя линия обороны и бомбоубежище гражданского населения – Десятинная церковь – по приказу Бату была сожжена вместе с укрывшимися там людьми.
Тяжелораненый воевода Дмитрий Ейкович оказался в плену.
Бату обрадовался, подумал, что новый Коловрат попался ему живым, и уж тут-то можно будет погулять по полной.
Но Ейкович на все ханские предложения ответил просто:
«Иди-ка ты отсюда, дурашка. Хочешь воевать с Европой – воюй. Только поскорее, а то тамошние рыцари соберутся и надают твоей орде банок. Это здесь тебе повезло из-за феодальной раздробленности русского государства. И еще потому, что Александр Васильевич Суворов пока не родился, а то узнал бы ты, где раки зимуют!».
Говорят, расстроенный Бату отпустил воеводу восвояси и оплатил его медицинскую страховку.
И, в тоже время, не все русские князья предпочитали не отдать свое врагу.
Например, Каменец-Подольские и Винницкие князья не только согласились выплатить монголам дань, но и принимали активное участие в ихних захватнических операциях.
А Новогород вообще игнорировал все русско-монгольские войны.
Так пала Русь.
И Бату смело двинулся на завоевание Европы.
Но ему не свезло: после ряда победных баталий, случилось непредвиденное: в Монголии, по причине неизлечимого алкоголизма, скончался дядя хана Бату – хан Абэвэгэдэй, что привело к разброду и шатанию в местных правящих кругах.
Захватчик вынужден был вернуться в свою вотчину, чтобы принять участие разделе имущества покойного.

Сентенция:
будь ты хоть трижды захватчиком, но тылы прикрывать надо.

Иго
Как бы Русь ни была разорена, но ее княжеско-административно-бюрократический аппарат продолжал функционировать.
Монголы поначалу потешили личное самолюбие, вызвав русских князей в столицу своего новообразовавшегося государства «Улуса Джучи» для дачи показаний.
Киевский князь Михаил, сбежавший в Венгрию незадолго до осады Киева, был казнен по причине отказа поклониться огню.
Зато князь Ярослав Всеволодович поклонился. Получил должность главного смотрящего со всеми вытекающими.
Ему был предоставлен полный карт-бланш на восстановление городов и весей. Также оговорен отстегиваемый процент.
Но что-то у монголов не сложилось между собой, и Ярослава отравили.
И началась несусветная хрень: русские князья в буквальном смысле слова выслуживались перед монгольскими ханами ради получения «ярлыка» — документа, дающего право быть главным сборщиком дани в стране.

Сентенция:
Когда речь идет о сохранении своей власти, властолюбцы готовы на все, что угодно, а гордецы погибают.

Даниил Галицкий
Князь Даниил Галицкий был великим полководцем, хотя и никудышным политиком.
Спасал Западную Русь от венгров и поляков, сражался с крестоносцами, коих бивал нещадно.
Параллельно воевал с киевскими князьями и даже сам побывал в должности великого князя Всея Сея.
А потом пришли монголы.
Галицкий в это время находился в Венгрии, пытался получить военизированную помощь от тамошнего короля.
Не получил.
Вернулся на Русь, огляделся, заткнул ноздри ватой, ибо от многочисленных мертвых тел, разбросанных по земле, шел весьма специфический запах, и начал организовывать анти-монгольскую коалицию.
Прозорливые монголы пригласили Даниила к себе в шатры, и очень даже вежливо с ним поговорили, но Галицкий, хотя и поклялся в вечном служении хану, однако сделал это только для виду.
А тут как тут и папа римский подоспел.
«Что, Данилушка, тяжело тебе? – хитро спросил Иннокентий IV, — а, давай, ты примешь католичество, я сделаю тебя королем, денег дам, войско дам, и воюй с язычниками себе на здоровье!».
Галицкий, почесав репу, согласился короноваться.
Но папа, как обычно обманул: ни денег, ни войска он Даниилу не дал.
Однако, новоявленный король тоже бы не лыком шит, и заключил военный союз с Литвой. А еще – с братьями Александра Невского, Андреем и Ярославом. И начал действовать.
Прознал об этом дядя братьев, князь Святослав Всеволодович, и побежал стучать в орду на племянников.
Шороху тогда было!
Всех русских князей вызвали в Орду.
Даниил с Андреем и Ярославом не поехали.
Вместо этого Галицкий собрал кое-какое войско, а затем потихоньку-полегоньку освободил от монголов свою вотчину и Киевскую область. Но тут на владения Даниила напали обиженные литовцы (белорусы), которых он не взял с собой в киевских поход.
И князю пришлось срочно возвращаться домой.
Тем временем, на освобожденные земли снова пришли монголы.
А их генерал, дружок старины Бату, – Бурундай – осознал, что с Даниилом не просто будет совладать и пустился на хитрость: отправил Галицкому князю телеграмму: «Иду воевать с Белоруссией. Не пойдешь со мной, буду воевать с тобой!».
Даниил сам не пошел, но отправил к Бурундаю отряд под командованием своего брата.
И так сильно монгольскому генералу понравилось телеграммы строчить, что он только и делал, как засыпал ими Галицкого.
Однажды, например, написал: «Хочу подарков!» — Даниил выслал Бурундаю коробку пластилина и набор оловянных солдатиков.
В другой раз телеграфировал: «Жди в гости. И не забудь уничтожить все свои укрепления, иначе я так больше не играю!».
И так сильно монгол надоел своими депешами, что Галицкий плюнул на все, построил город Холм, где и засел основательно.
А потом умер.

Сентенция:
не так уж и трудно оказалось бить монголов – многим это удавалось. Но кое-кому просто-напросто не выгодно было оным заниматься.

Ярослав Всеволодович
Монголы – монголами, но без своих, внутренних распрей, русские князья – не князья.
Так и наш доблестный Ярослав Всеволодович – пока города и веси подвергались разорению иноземными захватчиками, князь – то с литовцами-белорусами воевал, а то – и с черниговцами.
Но недолго счастье длилось, пригласил, значится, Бату-хан Ярослава к себе в офис, для решения вопроса о княжеской власти.
О чем они между собой шептались – неизвестно, но из кабинета хана Всеволодович вышел радостным, держа в руках бумажку об утверждении себя любимого в должности вице-президента Русского государства.
Суть этой должности очень проста: делай, что хочешь, только раз в год ты обязан перечислить на батуйский счет один миллиард евро, а все, что сверху прилипло – твое.

Потом что-то там у монголов не срослось, и Бату рассорился со своим братом Гуюком.
Ярославу пришлось ехать в офис Гуюка и там получать аналогичную бумажку.
Но монголы оказались забавными ребятами и, через некоторое время, главного русского сборщика дани вызвала к себе гуюкова мамаша Дорегене, напоила его паленым китайским коньяком, а похмелиться не дала. Князь, от расстроенных чувств, весь посинел и помер. Дорогене, кстати, тоже померла, только через месяц.
Видать, крепкая баба была.

Сентенция:
Когда отвечаешь за страну, ни к чему пить со всякими иностранками.

Князь Александр Ярославич. Невская битва
У старика Ярослава было несколько человек сыновей. И все – князья.
Который Александр – он, при папашиной жизни, оказался бесхозным. Сначала сражался с белорусами за смоленские земли, потом был направлен военпредом в Новогород – так, на всякий, случай.
И случай, вскорости, представился:
однажды, не спалось папе римскому Грише IX и решил он земли Русские к империи своей присовокупить. Позвонил корешку верному, епископу Упсальскому и попросил организовать захват Прибалтийских республик и Псковскую с Новгородской областей.
И добавил при этом:
«Которые в сей поход крестовый пойдут, обещаю полное отпущение грехов.
А ежели кто из них богу душу отдаст – прямиком в рай отправится. В самые кущи к ангелам».
Первым на такую провокацию соблазнился шведский король.
Призвал в королевский дворец своего зятя Биргера и сказал:
«Тут, такое дело, зятек… Я, вот, вам с дочкой «Вольво» последней модели купил?
Купил.
Дачу с джакузи подарил?
Подарил.
Короче, бери войско и дуй завоевывать славянские земли. С папой я уже договорился. Он отпущение грехов по полной программе гарантирует.
Да, а нам с тещей, из завоеванных земель привези пару матрешек и самовар сувенирный».

А Бергер тот еще зять был.
Объявил всеобщую мобилизацию шведских ВС и всем кагалом почесал на Русь.
И попов с собой местных много взял.
Чтобы, значится, для перекрещения славянских и финно-угорских народов.
В католичество.

Ленинграда тогда еще не было. А то, конечно, задержали бы.
На таможне.
А так, вполне беспрепятственно, приплыли лодочки свейские в самое устье реки Невы.
Высадились шведы и военным лагерем встали.
Бергер, хамоватый такой интурист, «загордевся» и написал Александру письмо:
«Типа, Саша, выходи против меня, если можешь сопротивляться. А то я уже здесь и пленяю землю твою».
Но Ярославич тоже был не лыком шит.
И разведка ему доложила четко: мол, интервенты на носу.
Собрал князь «дружину малую» потому, что лето, и многие воины его в отпуску были.
А из новгородцев отобрал кого покрепче.
Налетел аки сокол на войско шведское.
Враги-то расслабились, думали, что ничего им во время отдыха не грозит.
Бо только плотно позавтракали.
Самоуверенные были очень.
Ну и расписали их русичи не хуже Васнецова.

Особо отличились следующие товарищи:
Гаврило Олексич,
который прямо по сходням, не щадя коня своего, взобрался на вражеский линкор и «много шнеков посече». Активным сопротивлением вражьи силы сбросили богатыря с палубы прямо в реку, но Гаврила опять с боем прорвался на корабль и еще больше сделал шведам это самое «посече». Даже какого-то генерала зарубил.
Сбыслав Якунович, новгородец.
Специалист по рукопашному бою плотницким топором. Многих врагов своим железом в папой обещанные кущи отправил.
Один из спасшихся шведских монахов потом вспоминал об Сбыслове:
«Нигде и никогда силы такой и храбрости в одном человеке доселе не видывал».
Еще новгородец, Меша.
Ажно три свейских броненосца потопил. Палицей. Хоть и пеший был.
Яшка-половец, ловчий Александра Ярославича. Очень большую активность проявил. Работал, в основном, одноручным мечом.
Был награжден персональной грамотой от князя и автомобилем «Москвич» первой модели.
Саввушка, курсант суворовского училища.
С боем ворвался в большой «королевский златоверхий шатер и подсек столб шатерный». Полки Александровы, «видевши падение шатра, возрадовались».
А еще верный слуга князя, Ратмир.
Собрал вокруг себя наибольшее количество вражеских воинов, бился аки лев, но и сам пострадал от множества колющих и режущих ран. К сожалению, в последствии умер в госпитале.

Разумеется, и сам Александр в стороне от дела не стоял.
Бегал по полю боя, колотил мечем своим вражьи рати по организмам, и главного шведа кликал.
«Совесть, – говорил, – товарищ Биргер, иметь надо. Заварил, понимаешь, кашу, а сам в кусты!»
Зять королевский, как завидел мощь и силу русского оружия, поначалу хотел с группой шведских аквалангистов в открытое море уйти, но потом, уразумев, что авторитет его, при сложившихся обстоятельствах, падать начал, решился на спарринг с князем.
Ну и получил по вые.
Вернее, не по вые, а по голове.
Ибо «возложил ему Александр на лице печать копьем своим».
Ранил, то есть.
И весьма основательно.
Видя такое дело, войско шведское совсем духом упало.
А русичи возрадовались и продолжили уничтожение вражеского контингента.
И только наступившая темнота спасла свеев от полного истребления национального генофонда.
Лишь пара канонерок в Стокгольм и вернулось. С Биргером на борту.
Король, конечно, в расстроенных чувствах зятя спросил:
«Кто это тебя, дорогой, так разукрасил?»
«Это, папа, зубы болят» – прошепелявил разгромленный Биргер и отправился искать утешение в объятьях свой супруги.
С тех пор шведы не скоро оправились.
Надолго им дорога на Русь заказана была.

Сентенция:
будь ты хоть зятем королевским, а бестолковку иногда включать надо.

Князь Александр Ярославич. Ледовое побоище
Там вот какая история приключилась.
Александр, следуя папашкиным указаниям, выжимал из новогородцев оброк для монголов.
Мол, деньги на бочку – и все!
А новогородцы – не то, чтобы жадные были, но очень им новый налог не понравился.
Ну и вывели они князя под белы ручки за ворота, дали пинка, денег на обратный билет в Переяславль, а затем вроде бы как распрощались навсегда.
А папа римский так-таки не успокоился.
Договорился с немцами.
А немцы в те времена огромной воинской мощью обладали.
И, объединенными усилиями двух рыцарских орденов – Тевтонского и Меченосцев – отправились Русь воевать.
Но и там все не так просто было: на стороне рыцарей выступал… ну, естественно, русский князь Ярослав Псковский-Новоторжский со своей дружиной. Ярослав оказался неплохим стратегом, и без него немцы со своим делом никак бы не справились.

Поначалу коалиция захватила Изборск.
Плесковцы*, видя такое дело, собрали войска и отправились его отвоевывать.
Но неудачно.
Фашисты разбили плесковское ополчение и расстреляли главного воеводу Гаврилу Гориславовича.
А потом вплотную подошли к Плескову, ограбили и сожгли окрестные колхозы и встали осадой вокруг города.
Между делом оккупировали Вотский район и все берега речки Дуги.
Коровники и свинофермы разорили.
Которых купцов на дорогах ловили – бритвой по горлу и в колодец.
А товары их отбирали.
В общем, наступило земле Плесковской и Новгородской сплошное разорение.

Тем временем, нашелся в Плескове некий боярин Твердило Иванович, который вступил в тайные сношения с оккупантами.
Хоть и крепко стоит Земля Русская, но всегда появляется какой-то каркалыга, который, вроде, и роду-племени единого, а на подлости всегда готовый.
Вот этот паразит, Твердило, и открыл ворота города перед рыцарями. И город им сдал.
Не один, конечно, были с ним еще несколько предателей, из таких же бояр.
Хотя… может, они действовали в интересах своего бывшего князя Псковско-Новоторжского, кто знает?..
И вошли войска немецкие в Плесков и устроили там великие беды и разгромы.
Некоторые горожане смогли убежать в Новгород и там о зверствах фашистских рассказали.

Видя такое дело, решили новгородцы попросить Ярослава Всеволодовича, чтобы тот разобрался.
Ярослав отправил к новгородцам сына своего, Андрюху, с дружиной малою.
Но новгородцы много челом били, ниц падали, самокритикой занимались, и просили прислать Александра – Андрей в средневековой тусовке считался разгильдяем, и кто знает, что пришло бы ему в голову…
Ярослав согласился и снарядил в поход Шурика.
Тот, хоть и обижен был, но отцовской воле не воспротивился.
Так и сказал:
«Хоть вы и не очень хорошо со мной в прошлый раз поступили, подпишусь за вас самолично. Тока немцев шибко много, до октябрьских, боюсь, не управимся.
Надо бы ополчение организовать, пролетариат и колхозников под ружье поставить».
«Это мы мигом!» — ответствовали новгородцы и пошли организовывать народное движение.
А у князя в Новгороде корешок был, Тормаш. Здоровый такой богатырь. Он всегда на стороне князя стоял. Даже когда с тем горожане поругались.
И целый год, в ожидании больших притоков народонаселения в войско, Александр с Тормашом партизанскими способами фашистов терроризировали.
По методу Дениса Давыдова.
Но в одной из таких акций погиб доблестный Тармаш.
Очень князь опечалился.
И в расстроенных чувствах пошел с войском на Копорье и выбил оттуда немцев напрочь.
А потом отправился к Плескову. Там, конечно, напрячься пришлось. Очень уж фашисты в городе основательно засели.
Но как вдарили полки русские по оккупационному корпусу, так сразу семьдесят рыцарей и грохнули. А которые кнехты, так вообще, без счета. А Псковского-Новоторжского захватил в плен и посадил в Лефортовскую тюрьму для дальнейшего разбирательства.

Немцы потом в летописях своих жаловались, что мол, оставшихся в живых благородных арийцев подвергли жестоким истязаниям и пыткам.
Можно подумать! А не ходили бы на Русь, глядишь, живы остались.
Но рядовых солдат и ефрейторов князь Александр на волю отпустил.
«Идите, говорит, дармоеды, и радуйтесь жизни. А то на вас шамовки не предусмотрено.
Потому, что Женевская конвенция».

Основательно подкрепившись, вторгся Ярославич с войском на территорию противника.
Чтобы, значится, Ледовое побоище тому устроить.
Справедливости ради необходимо отметить, что не один Александр стратегией и тактикой занимался – брат его, Андрей, принимал активное участие в деле освобождения русских земель.
Но поначалу дела шли неудачно.
Передовой полк русичей попал в засаду и был весь перебит.
А у князя нервы.
Вышел он на балкон покурить, смотрит, невдалеке искрится лед Чудского озера.
«Ни шагу назад! – подумал Александр, — вот здесь и разобьем проклятых оккупантов вдребезги напополам!»
И очень хитрую стратегию при этом применил.
Посоветовался с метеорологами, полистал журнал «Советский воин», и войско свое соответствующим образом выстроил.
Немцы-то, они тоже стратегически грамотные были.
Потому что никогда до этого так капитально с русскими не сталкивались.
А шли напролом особым образом, под названием «кабанья голова».
Чтобы сразу и навсегда.
Вот и в этот раз пошли.
Но обломались.
По первой, конечно, у них получилось потеснить передовые позиции русской пехоты — «кабанья голова», однако!
Но потом, справа и слева, ударили по врагу полки княжеского спецназа и фашисты очень расстроились.
Решили бегством спастись.
Целых четыре километра спасались. И на протяжении этого пути их периодически стучали по головам и иным частям тела победившие русские воины. Но при этом, чтобы по нечестному их в спину не колотить, ласково так окликали: «Пс, рыцарь!.. Эй, человек! Почки два раза царице». А, как только кто из отступавших оборачивался, сразу по организму булавой получал. Или прикладом.**
Потом начались у немцев водные процедуры.
Не зря Александр с метеорологами советовался.
Даже природа русская возмутилась против захватчиков иноземных, и многих из них под лед отправила.
Ибо весна.

Как бы ни старались некоторые фарисеи умалить достоинство Ледового побоища, против лома нет приема.
Ибо битва сия была, по количеству жертв среди рыцарей, самой большой меж прочих европейских баталий того времени.
И по плененным тоже.
И неоценимо ее значение для дальнейшей истории Руси.
В положительном смысле.

Князя, конечно, чествовали по первому разряду.
А он говорил:
«Погодите, товарищи, не все еще кончено».
И, как в воду глядел.
Потому что не успокоились фашисты и снова на Новгородские земли войной пошли.
Набрали войско среди агрессивно настроенных против советской власти литовских националистов, и двинули.
Захватили город Торопец.
Но недолго музыка играла.
Русский богатырь, старшина Ярослав Торопецкий сотоварищи, из Торопца их быстро турнул.
А тут, как раз, Александр и Андрей Ярославичи с дружинами из кратковременного отпуска возвращались. Теми же местами.
Смотрят: опа, опять фашисты!
Догнали немцев у озера Живца, и такое им устроили, что мама не горюй!
Ни един не ушел.
Всех в расход пустили, вместе с рыцарями и папскими монахами.

Ибо, как сказал режиссер Эйзенштейн: «Кто с мечом к нам придет, тому и кирдык!»

*Плесков — старое название Пскова
** Потом, конечно, летописцы это самое «Пс» переделали в «пса», кобель который. Чтобы, значится, красиво звучало «псы-рыцари». Но «Пс» в веках не потерялось, дожило до нашего времени и теперь используется про обращении к официантам и другим работника Общепита.

Сентенция:
если просвещенный человек прогноз погоды знает – «умеючи и ведьму побьет».

Князь Александр Ярославич. Политика
Князь Александр Ярославич родился, соответственно, от отца своего Ярослава II Всеволодовича и жены его Ростиславы Мстиславны.
При полном любви и согласии.
Детство и юность провел в г. Новгороде.
Папаня, Ярослав II, считался, вроде, как бы князем Всея Руси и ея окрестностей.
Поэтому периодически мотался на вертолете из Новогорода в Киев.
И Александра оставлял за себя, решать местные проблемы.
Например, шведам или немцам по башке настучать.
Но жители Новогорода – народ шубутной был. И отобрали у Александра мэрское кресло.
Потом снова вручили и снова отобрали.
А затем умер Ярослав Всеволодович.
И хан Бату отбил юному князю депешу:
«Саша, мне покорились многие народы, неужели ты один не хочешь покориться моей державе? Если желаешь сберечь землю свою, то приходи поклониться мне, и увидишь честь и славу царства моего».
Бату хитрый был: у него своих забот полон рот, поэтому гораздо лучше, когда подведомственной территорией управляет верный человек, а не работник, нанятый на бирже труда.
Поэтому и пригласил князя и братана его, Андрюху, к себе в гости.
Принял их по высшему разряду, а потом много монгольских сувениров подарил.
А своим мурзам-турзам сказал:
«Мурзы мои, турзы мои! Все, что мне говорили о нем, все правда: нет подобного этому князю! Очень я Александра зауважал. Хочу показать ему все наши монгольские владения. Оформите турпоездку за мой счет – и в дальний путь, на долгие года».
И отправились братья Ярославичи на экскурсию в Монголию.
А по возвращению Бату назначил Александра князем Киевским и Всея Руси, а Андрея, соответственно, князем прочая и прочая.
Но Александр на Киев забил и вернулся в свой родной Переяславль-Залесский.
Бо Родина.
А сала и галушек он с детства не любил.

По ходу пьесы Ярославич разобрался с предателем – князем Псковско-Новоторжским – с почестями выпустил его из Лефортово, а заодно, за особые заслуги, подарил товарищу Бежецк и Торжок. Ибо князь князя всегда поймет.

Тем временем Бату совсем состарился и поручил управление делами Орды своему сыну Сатраку.
Надо сказать, что Сатрак был очень прогрессивный и образованный юноша.
Комсомолец.
Всего Ключевского с Соловьевым прочел.
Сильно тянулся к знаниям и образованным людям.
На почве изучения истории и завязалась его дружба с Александром Ярославичем.
Очень уж сын монгольского генерала князю киевскому симпатизировал. Старшим братом величал. Названым, правда, но не суть.
И даже, говорят, христианство принял, чтобы быть на него похожим.
И в магазин сам за медовухой бегал.
И за пивом тоже.
Хоть и ханский сын.

Но тут неуемный Андрюха, таким интернациональным отношениям позавидовал и решил изгнать монгол с Русской земли.
А Александр в это время у Сатрака гостил. Как раз за второй том Карамзина принялись.
Под «Курское бархатное густое» с креветками.
Но, как только доложили об таком нехорошем поступке Андреевом, Сатрак сразу своему корешку сказал:
«Не парься, Саша. Ща мы эту проблему мигом решим. Якши?»
И послал своих нукеров разобраться.
Нукеры захватили Переяславль, пленили всех родичей Александра, но Андрюха – тот еще товарищ был – и вовремя эмигрировал в Швецию.
Потом, конечно, его монгольский спецназ из Стокгольма выкрал, и с братом единоутробным помирил.
А родственникам впаяли пятнадцать суток для профилактики, но по амнистии освободили.
Зато простого народу положили – немеряно.

Другой брат Александра, Ярослав, который на Тверском пивоваренном заводе работал, пошел войной на князя Всея Руси.
Окопался в Плескове и оттуда начал интриговать против сына Александра, Васи, княжившего в Новгороде.
Но Шурик долго не думал, первым рейсом вылетел с Ордынского аэропорта, собрал войско свое, и подошел к городу Торжку.
Чтобы, значит, братана своего устрашить.
Ярослав, естественно, надул в штаны и очень расстроился. Но потом братья помирились.
Естественно, во время примирения, погибло много ни в чем неповинных колхозников и пролетариев. И даже одна пролетарочка, о которой была сложена соответствующая песня.

А тут у князя приключилась новая беда.
Бату в Орде концы отдал.
А корешка Александрова, главного монгольского наследника Сатрака, собственный дядя офицерскими кальсонами задушил.
Ибо борьба за власть.
А фамилия у дяди какая-то немонгольская была – Берке.
Голландец, что ли.
Или, даже, швейцарец.
И очень этот дядюшка неровно к Русской земле дышал.
Отправил специальных людей, чтобы перепись населения сделать.
В. И. Ленина начитался. «Учет и распределение», понимаешь!

Всех, которые русские, очень большой данью обложил.
Да еще с драконовскими процентами.
Точно, швейцарец.
Обычному монголу такое в голову не пришло бы.

По этому случаю очень народ русский начал сильно возмущаться.
Многих берковских переписчиков умертвили, некоторых даже с применением грубой физической силы.
Чтобы впредь неповадно было.

А в русских городах немало монголов с семьями проживало.
Без регистрации.
И, как только начались погромы соответствующих кварталов, обратились незарегистрированные монголы к князю Александру:
«Мол, ваше величество, товарищ князь, оградите нас, пожалуйста, от проявлений воинствующего великорусского шовинизма!»
«Ну, – ответил Ярославич, – это мы запросто!»
И дал команду на местах, чтобы впредь такого больше не повторялось.
Потому, что ситуация под контролем у правительства.
Сколько тогда людей пострадало – мама не горюй!
Совместный карательный княжеско-монгольский контингент творил полный беспредел: особо буйных казнили, иным языки и носы отрезали, другим – уши, глаза выкалывали – дай дорогу, а которых просто за шею повесили – тем, можно сказать, очень даже повезло.
Народ, вроде, успокоился, но тут, опять новая беда: собственный сынок, Васька, в несогласные пошел.
Так родному папаше и написал:
«Не пристало, мол, сыну Великого князя перед гастaрбайтерами монгольскими кланяться.
Иду, — говорит, — на них на «Вы!»
А тем временем народ новогородский, очень Василия уважавший, решил княжича поддержать.
Но не получилось.
Бо своевременно Ярославич группу «Альфу» в Новогород отправил.
Она и восстановили социальную справедливость.
Народ по струнке построили, Василию отцовских шенкелей навешали, а тех дружинников, кои княжича от посягательств горожан уберечь не смогли, по приказу Александра, ослепили.
Потому что князь.
Сказал – сделали.

Шаткое, конечно тогда на Руси положение было.
Но очень уважали монголы Александра – он любое их желание выполнял с быстротой молнии.
А папа римский тоже решил взять Русь не мытьем, так катаньем.
После всех своих бесплодных военных посягательств на северо-западную Русь, задумал понтифик применить мощь и силу идеологической войной.
Совсем сбрендил старый.
И название у него от чего такое родилось «Понтифик»? От «Понты? – фиг!».
Но это уже потом было.
Начал, значится, папа князьям русским письма писать.
Интимные.
Обещал, даже, оказать военную помощь в решении советско-монгольского конфликта.
Даниила Галицкий, от отчаянья, повелся, но ничего взамен не получил, кроме эфемерной короны. Остальные струсили.

А к Александру и того больше, двух кардиналов послами отправил, Гальда и Ремонта (который «евро»).
И особым образом их инструктировал.
«Ребята, мол, вы скажите королю Александру, что отец его, Ярослав перед смертью имел тайное сношение с Римом, и все свои земли обещал передать в лоно католической церкви. Аминь».
Пришли легаты папские к Ярославичу,
«Так, и так, — говорят, — что делать будем?»
Хотел, конечно, князь им ответствовать:
«А идите вы в… и на...!»
Но вовремя одумался: интуристы, все ж, и спокойно так легатов обломал:
«Я тут посоветовался с группой товарищей… Значится, передайте Грише наше общее решение: от Адама и до потопа, а от потопа до разделения язык и до начала Авраама, а от Авраама… до Августа Кесаря, а от начала Августа царя до Христова Рождества и до Страсти, и до Воскресения Его, от Воскресения же и до Вознесения на небеса и до царства Константина Великаго и до Перваго Вселенскаго Собора святых отец, а от Перваго и до Седьмаго Собора. Сии вся добре сведаем… учения сии цело-мудрствуем… якоже проповедашеся от святых апостол Христово Евангелие во всем мире, по сих же и предания святых отец Седми Собор Вселенских. И сия вся известно храним, а от вас учения не приемлем и словес ваших не слушаем!*
И вообще, до свидания, граждане. Извините, коли что, не так. Некогда мне тут с вами.
Как от дел насущных освобожусь, мож, еще поболтаем.
Запишитесь у секретаря и заходите на недельке.
Да, а пантифику привет персональный передайте».

Тем временем по всей земле Русской продолжались народные волнения, связанные с новыми тарифами монгольской дани.
Тут и там физически уничтожались ханские наместники и их бюрократические аппараты.
Бо русские люди всякого притеснения и насилия не очень-то долго терпеть могут.
И за это на них дядюшка Берке сильно осерчал.
Хотел даже новое нашествие организовать.
И готовится начал.

Видя такое дело, Александр Ярославич попросил свою супругу Александру Брачиславну собрать допровскую корзинку, после чего отправился в Орду ситуацию разруливать.

И, что самое интересное, разрулил.
Надарил сувениров, договорился об отмене похода монгольских вооруженных сил на Новгородские, Рязанские, Тверские, Владимирские и, даже, на украинские земли, изменил тариф подушной дани, убрал напрочь проценты по недоимкам.
Хотя сам налог для русских граждан оставил прежним.
А разницу клал себе в карман.

Тут, как раз, дядюшка Берке как раз задумал помыть свои сапоги в Индийском океане, стал войско сформировывать.
И возжелал, чтобы русичи тоже в сем походе участие приняли.
Как данники.
Но Александр открестился.

Как он все эти вопросы с выгодой для себя решил — тайна великая.
Достигнув многих успехов на дипломатическом поприще, князь, по весне, поехал домой.
Дорога была долгой и трудной.
Тут и нервное истощение сказалось и перемена климата.
Заболел Александр.
Антибиотиков в то время еще не изобрели.
А что-то с легкими приключилось.
Наверное, бронхит.
В общем, Ярославич помер.
Некоторые говорят: по дороге.
А некоторые, которые попы, повествуют об том, что князь и до Новгорода, вроде как, в сознании доехал, и потом в монахи постригся, даже взял себе новое имя Алексей, где и умер.
Монахам, конечно, видней.
Но, все-таки, наверно, по дороге.
И не отравили князя вовсе.
Ибо он всю Русь вот где держал!
Что было выгодно всем заинтересованным фигурантам – и ему, и монголам.
А уж самим русичам – дальше некуда.

* Реальная речь Александра Ярославича.

Сентенция:
Который человек за власть свою держится – даже с монголом договориться сможет.

Монголы и попы
Андрей Ярославич – младший брат князя Шурика, подобно Даниилу Галицкому, оказался на задворках Истории. Впрочем, как и многие другие граждане, пытавшиеся организовать освобождение страны от захватчиков-монголов.
Причина забвения проста: церковь активно подавляла любое сопротивление русского народа, направленное на оккупантов.
У попов как-то изначально не заладилось с Русью: насильственное обращение граждан в христианство не привело ни к чему хорошему: церкви пустовали, люди не хотели расставаться со своими кровными, дабы кормить каких-то бородатых дармоедов, облаченных в женские платья.
Князья, конечно, суетились, огнем и мечем вовсю пиарили новую религию, но не очень-то оно у них получалось. Даже несмотря на многочисленное строительство религиозных зданий и помещений.
Но тут нагрянули монголы и спасли положение.
Как ни странно, но даже в православных летописях не рассказывается ни об одном попе, который бы силой своей религии вдохновил народонаселение на сопротивление ворогу.
Ибо шаманы новоявленной религии предпочитали действовать иначе – они договорись с Бату и другими ханами.
В результате соглашения, попы были не только освобождены от дани-налогов, но и получили привилегированное положение в обществе, а их религию монголы возвели в культ поклонения себя любимых.
Так прямо и указывали: «кто будет хулить веру русских или ругаться над нею, тот ничем не извинится, а умрет злою смертью со всеми вытекающими».

Монголы – известные бюрократы.
Они каждый свой документ привыкли подкреплять кучей приложений и другими занимательными актами.
Так, например, хан Менгу-Тимур комментировал освобождение церкви от налога тем, что «христианские шаманы правым сердцем богу за нас и за племя наше молятся и благословляют нас».
А хан Узбек, в аналогичном документе, особо подчеркивал: «христианские шаманы за нас бога молят и нас блюдут и наше воинство укрепляют».

Полное налоговое освобождение было предоставлено попам по одной причине: церковь «освещала» власть монгольских ханов, как данную богом.
А, чтобы свои ничего не перепутали, ханская администрация печатала специальные инструкции для баскаков и прочих монгольских интуристов в отношении попов:
«Ни силы, ни истомы не творить им никакие, ни отнимать у них ничего».

Но обратимся к фактам.
Во времена царствования Путина Первого-Второго, церковной властью на Руси заправлял некий «митрополит Кирилл безномерной».
На самом деле, его номер – второй (или даже третий, если считать малоизвестного науке Кирилла Киевского, жившего якобы в IX веке).
Так вот, Кирилл №1(№2), по прозвищу «Философ», был ярым поборником монгольской власти на Руси.
И насаживал ее где только мог.
Часто ездил к ханам в Кремль, обсуждал с ними стратегию порабощения народа и делил полученные дивиденды.
Вот тогда-то и пригодились мало востребованные ранее постулаты: «Вся власть от бога» и «ударили по левой голове – подставь правую». А еще любимой темой у попов было, что монголы посланы во искупление грехов «богоизбранного» русского народа, мол, нагрешили – получите и терпите.
Очень ханам такая церковная политика нравилась.
А «Философ» все богател и богател. Как и его последователь №2(№3).

А теперь представьте ситуацию: люди реально загнаны в угол.
Князья обирают и убивают ради своей власти; любой, случайно появившийся, монгол-интервент имеет право забрать все, что ему вздумается, даже жизнь.
И тут появляется поп, который рассказывает сказки о непротивлении и всякой райской жизни после смерти. И тоже, кстати, требует денег, али каких других натуральных продуктов.
Но, хотя бы, не стучит кистенем по голове.
Так отчаявшийся и доверчивый русский народ попал в зависимость от очередных профессиональных жуликов.

Сентенция:
поп всегда примет ту сторону, которая ему выгодна, ибо сказано:
«возлюби врага своего, как самого себя».

Всякие междоусобные мелочи
Математика – великая вещь! С ее помощью можно подсчитать сумму ежегодной дани, которую русские князья выколачивали из народа и выплачивали монгольским ханам. Но очень сложно выявить количество денежных средств, которые они оставляли себе.
Судя по всему, средства эти были немалыми: князьям не только хватало на сладкую жизнь, но и на войны друг с другом.
А война – дело такое, без хорошего финансового обеспечения, фактически, невозможное.
Далеко ходить не будет, откроем новостные газеты того времени:
«Даниил Александрович пошел войной на брата своего Дмитрия Переяславского, набил ему морду, но в поединок вмешался их брат Андрей Городецкий и, посредством своей дружины, набил морду обоим Александровичам. Погибло 476 колхозников и один безымянный тракторист».
«Князь Михаил Тверской подкараулил в подворотне князя Юрия Даниловича и ловким ударом кистеня подбил ему оба глаза».
«Войска Константина Рязанского и Данилы Московского организовали «стрелочку» под Коломной. Константин привлек монгольскую ОПГ, Данила нанял Солнцевских. Константин проиграл и ответил за беспредел».
«Князь Юрий Данилович захватил Нижний Новгород. Покойный губернатор Немцов был вынужден спасаться бегством».
«Князь Иван Иванович Коротопол-Рязанский сходил на Новогород по большому. Новогородцы его не поняли. Князь сходил в Одру по-маленькому, дорогой ограбив князя Александра Пронского. Монголы одобрили княжеский поступок, вручив Иван Иванычу дарственную надпись».
«Князь Иван Александрович Смоленский, будучи на балу, оскорбил всех русских князей погаными (нецензурными) словами; князья пожаловались хану Узбеку. Хан отправил отряд полиции по месту жительства Ивана Александровича, но князь не открыл дверь. Отряд посвистел в свисток и удалился ни с чем».
«Князь Константин Суздальский, будучи в отпуске, в нетрезвом виде напал на улице Горького на князя Ивана Ивановича Красного Второго. Оба князя отделались легким испугом».
«Монгольский князь Джанибек раздал всем русским князьям на орехи и по ярлыкам. Князья радостно согласились».
«Новогородцы забили на все! Как увеличить потенцию при помощи народных средств».
«Князь Серпуховский-Храбрый обиделся на князей Тверских и Рязанских. Князья Тверские и Рязанские в недоумении собирают свои войска».

И так далее, и тому подобное.
И лишь одна «Пионерская правда» (№6 от 1262 года) пишет:
«Почто ты страдаешь, народ?!».
(Сей номер газеты был изъят из обращения указом князя Василия Константиновича во избежание негативных последствий, остались только тайные рукописно-репринтные копии).

Сентенция:
Когда дело касается казны – все становятся врагами, даже родственники.

Московское княжество
Москва была перевалочным пунктом многих торговых путей, хотя Московская область, в те времена, простиралась не дальше нынешнего Садового кольца.
Александр Невский, по завещанию, подарил Москву младшему сыну Даниле.
Данила вел себя не хуже и не лучше, чем князья-современники: участвовал в междоусобных войнах, захватывал и грабил русские города, обирал народ, строил монастыри и даже сопротивлялся монголам — аккурат тогда, когда его злобный брат привел воинственных азиатов разбираться с другими своими родственниками.

А потом князь Данила помер.
Но оставил после себя сынка Ивана Первого.
Этот Иван оказался ушлым и оборотистым мужиком.
Обложил народ непомерными налогами, покупал земли у разорившихся князей, плел интриги и заговоры, всем своим детям устроил браки по расчету.
Со временем, за свою жадность, Иван получил прозвище «Калита», что означает «большой мешок».

А тут вот какая история приключилась.
Братан его единоутробный, Юра, князь Московский так организовал сдачу дани монголам, что она вся шла через него.
На этом и погорел: собрав очередную порцию оброка, не повез его сразу в Орду, а пустил в оборот в Новогороде, рассчитывая получить большие проценты. И получил.
Но какая-то скотина донесла хану об коммерческих делах князя.
Юрий был вызвал в ханский кабинет для выяснения отношений.
Получил выговор с занесением. И, вроде бы, все обошлось, но тут в приемной, неизвестно откуда, оказался князь Дмитрий Тверской – известный мокрушник.
«- Ты ли это, доносчик-клеветник, погубивший моего папаню?» — спросил Дмитрий, вынимая финку.
«Нет, блин, я – Карлсон!» — гордо ответил Юрий Данилович и тут же упал с перерезанным горлом.
Хан, разумеется, казнил Дмитрия за самоуправство, а Москва перешла в руки Ивана Калиты.
Калита, конечно, старался. Говорят, на протяжении сорока лет на территории Московской области не было никаких войн.
Строились дороги, канализация, детские сады, библиотеки, здания общепита и религиозные учреждения.
А потом Калита помер.
И все обиженные им князья поспеши в Орду, делить имущество покойного.
А в Москве аналогичным дележом занялись всякие министры-бояре.
Шум стол на всю округу.
Но главный приз получил сынок Калиты – Семен Иванович, который успокоил бояр, договорился с князьями, а заодно затеял войну с Новогородом и Белоруссией. За это его прозвали «Гордым».
Всех победил, получил контрибуцию и помер.
Княжеский трон занял его брат Иван Второй. Иван Иванович был тихим алкоголиком, собирал марки и пустые бутылки. Княжеством не управлял, часть его потерял, разругался с боярами и тоже помер.
Зато оставил после себя малолетнего князя Дмитрия, рожденного от Александры Ивановны.
А тут как раз Литва (Белоруссия) активизировалась. Тамошний президент Ольгред Гедеминович раздухарился, собрал войска и выгнал-таки всех монголов с территории Украинской ССР.
Но Ольгреду этого показалось мало, решил он присоединить к своей вотчине всю Московскую область вместе с ее столицей.
Объединился, значится, с Михаилом Тверским и отправился в поход.
Осадил Волоколамск. Но ему сурово натрескали по шее и выгнали вон. Обидевшись, Ольгред пошел на Москву.
А там – опаньки! – его ждала не какая-то крепость-развалюха, а настоящий каменный Кремль, покрашенный белилами.
И на каждой башне – по пулемету.
Ольгред сразу сдулся, но Михаил Тверской еще попытался выкаблучиваться. Однако, у мавзолея Ленина его взяли под белы рученьки и отвели в отдел полиции «Китай-город», дали пятнадцать суток и, по отсидке, отпустили восвояси.
Ольгред вернулся в Белорусию, обиделся и заключил анти-московский союз с монголами.
Тем временем князь Дмитрий подрос настолько, что решил завоевывать Рязань. Но все закончилось миром.
Тогда в голову князя пришла интересная идея: «а не послать бы мне монголов к едрене фене и никаких денег им не платить?».
Но для начала Дмитрий решил потренироваться, испытать свою молодую армию на чем-то менее опасном. Удачно захватил Волжскую Булгарию, очистил ее от монголов, но проиграл последним битву на реке Пьяне, как раз по причине ее названия.
А затем собрал совет князей и поставил вопрос ребром.
Князья согласились.
Первым делом они сообща пошли на Тверь, вынудили Михаила Тверского подписать соответствующие бумаги.
Вторым – отказались платить дань восточным поработителям.
Тут, как раз, ордынские ханы переругались между собой: Мамай подрался с Тохтамышем, Тохтамыш с Арапшей, все остальные – друг с другом.
Мамай начал комплексовать, пошел на Русь, но коалиция русских князей отловила его на реке Вожа и вломила хану по первое число. Обидевшись, Мамай сжег Нижний Новгород и Рязань.
И началось самое интересное: войска у Мамая почти не осталось. И денег тоже.
Что сделал разоренный хан?
Он взял кредит у ростовщика Исаака Перейры и нанял всяких искателей приключений.
Согласно летописей, в мамаевой армии присутствовали даже генуэзские «наемники».
Это ж как они попали из Генуи в монгольскую армию? Пешком, что ли, из Италии?
Нет, конечно. На самом деле, торгаши-генуэзцы на территории Крыма когда-то основали город Хафу (который Феодосия), платили дань монгольским ханам и очень с ними дружили.
Так генуэзские вояки оказались в мамаевом войске.

Сентенция:
иной городок может так сильно разрастись, что подстригать его бесполезно.

Варфоломей Кириллович
А тут как раз попы возмутились: охраняемые монголами, они привыкли обирать народ и в грош не ставить князей.
Князь Дмитрий обиделся и попросил своего приятеля Митю принять схиму и занять должность митрополита Всея Сея.
Митя согласился.
Но, который митрополит уже был, встал в позу и начал топать ногами, даже отправил гонца в Москву с требованием «подобает утолить ярость Мамаеву великой данью и дарами».
Дмитрий послал его куда подальше.
И митрополит (кстати, болгарин, по фамилии Киприан), тут же отлучил князя от церкви.
А сам отправился в Константинополь, грызться с другими кандидатами на должность замполита по идеологическому воспитанию Руси.
Ще говорят, что Дмитрий, в расстроенных чувствах, поехал получать благословение у какого-то Варфоломея Кирилловича, известного под церковным прозвищем «Сергий Радонежский».
Но это все поповские выдумки – Варфоломей был сторонником и приятелем Киприана, стоял на про-монгольских позициях и тоже, как и большинство других попов, слал князю всякие депеши с указаниями: «Почти дарами и воздай честь нечестивому Мамаю, да, увидев твое смирение, господь бог вознесет тебя, а его неукротимую ярость и гордость низложит».
Но, естественно, церковь – на то она и церковь, чтобы все перевернуть с ног на голову и наврать с три короба.
Дмитрий даже физически не мог встречаться с Варфоломеем – оно ему совсем было не по дороге.
А ще бытует сказка об двух «монахах», посланных Варфоломеем на битву в помощь московскому стратегу – Пересвете и Ослябе, которые, на самом деле, никакими монахами не были, а родились и умерли родовитыми боярами, сотрудниками белорусского князя Дмитрия Ольгердовича.
Но из уст в уста передается байка об старине Варфоломее, и об том, что без его эфемерного «благословения» русские войска ну ни фига не победили бы злых монголов.

Сентенция:
из любой поповской сказки всегда торчат ослиные уши.

Куликовская битва
Дмитрий Иванович разослал сопредельным князьям телеграммы:
«Место встречи – Коломна. Желательно прибыть с личными вещами и войском».
Прибыло что-то около плюс-минус семидесяти князей, и каждый привел свою дружину.
В общей сложности, накопилось где-то тысяч пять профессиональных воинов.
Тут есть один очень интересный нюанс.
Обмундирование русских витязей требовало не меньшей обслуги, чем снаряжение европейских рыцарей – оруженосцев там всяких, пажей и прочей челяди. Только назывались они по-другому – «отроки», «гридни» и т.д.
Плюс – снабженцы, фуражиры, повара, связисты, медбратья (женщин в то время на войну не брали), кузнецы, выездная концертная бригада, банно-прачечный отряд и прочие рода войск.
Поэтому, фиг его знает, сколько всего народу собралось.
Сказочники попы-летописцы утверждают, что чуть ли не миллион.
Но кто ж поверит поповским бредням, когда существуют конкретные факты?

Собравшиеся князья, конечно, не все были первого сорта –
Почему-то основные бонзы – суздальские, рязанские, горьковские, тверские – отказались принять участие в сражении.
Ну, с рязанскими и горьковскими все понятно – обиделись: Мамай давеча предал их земли разорению, а Дмитрий не вступился.
Тверские и суздальские, наверное, выжидали: чья возьмет, а, вот, почему Новогород на все забил – загадка.

Но, как бы там ни было, ранним утром восьмого сентября, аккурат в День финансиста России, русская и монгольская армии сошлись.
Для начала зело матерно обругались, а потом двинули выбивать друг другу зубы.
И все закончилось за три часа.
Мамай, сев на ближайший поезд, бежал в Крым, а князь Дмитрий тоже куда-то запропастился.
Потом его, конечно, нашли в окопе, спящим с винтовкой в обнимку.
По слухам, князь поменялся своей командирской гимнастеркой с бесхозным отроком Мишей Бренком, которого никому не было жалко. И еще флажок ему вручил княжеский.
Мишу сразу и замочили.
Согласно данным патологоанатомического акта Первой Градской больницы, мамаевская армия потеряла девяносто процентов личного состава (в виде трупов), а русская – всего восемьдесят.
Поэтому Дмитрий и победил.
И ненадолго установил свою личную сферу влияния на собирание налога с народонаселения.
А вруны-попы-летописцы чего только не напридумывали:
и что Миша Бренк был княжеским постельничим (должность утверждена с 1495, т.е., более чем через сто лет после описываемой баталии), и что белорусский князь Ягайло…
О, об этом забавном персонаже и других интересных фактах мы сейчас поговорим отдельно.

Сентенция:
заснув в окопе, можно проспать победу, но пожать лавры победителя.

Ягайло
С именем ему, конечно, не повезло.
Но он был русским князем, поскольку Белорусская ССР появилась только при князе И.В. Сталине.
А тогда, что Русь, что Беларусь-Литва, что Киевщина, али даже Новогород – все было Русским, безо всякого разделения по национальному признаку, разве что, по территориальному.
Да, князья любили делить территории своих соседей между собой; не у всех оно получалось, но многие к этому стремились.
Папашка Ягайлов, Ольгерд, громил монголов, воевал с московскими князьями и, в то же время, роднился с последними напропалую.
Сам Ягайло, как и положено, устраивал разборки с родными братьями – Андреем и Димой – из-за городов и весей: отбирал у братанов игрушки и сам пользовался.
Был в конфронтации со своим дядей, которого задушил велосипедным насосом.
Ловко лавировал между крестоносцами-тевтонами, Мамаем, Смоленскими князьями и вообще.
В общем, был, как все.
Но есть одно «но».
Ягайло не «спешил на помощь Мамаю» и не «грабил обоз Дмитрия Московского», возвращавшийся с добычей Куликовской битвы на столичные склады – ему просто некогда было этим заниматься, да и не особо нужно.
Белорусский князь оказался опытным стратегом – он всю свою армию посадил на одноименные трактора минского завода, сделав ее чуть ли не самой сильной во всей Европе.
А то пишут: «Ягайло, узнав о победе Дмитрия над Мамаем, испугался и, по ходу пьесы, «побежа назад с великою скоростию, никим же гоним», т.е., вернулся к себе по месту прописки».
Кого там он мог бояться? Двадцати процентов оставшегося столичного воинства, из которых пятьдесят процентов были раненные и контуженные?
Это вряд ли – хитрый белорус взял бы свое полностью.
Но он, наоборот, предпочел изначальный мир с Московским княжеством и даже «целовал крест», клянясь в вечной дружбе тамошнему руководителю.
А потом, повоевав еще немного за власть в своем регионе, умер естественной смертью.

Сентенция:
если ты поп – то ври, но не завирайся. Ягайло тому свидетель.

Куликовская битва. Нюансы
Никакого поединка между брянским боярином Шуриком (церковное прозвище «Пересвет») и Челубеем (в других летописных редакциях «Таврул» и «Темир-Мирза») не было.
Особенно в поповском контексте:
мол, «монах Пересвет» – отправился на битву, облачившись только в рясу.
Значится, встали армии друг напротив друга, кругом сентябрьский туман, испарения речные, и тут протрубили горнисты, и Дмитрий – с одной стороны, и Мамай – с другой, поехали обговаривать условия баталии.
— Ну, че? – спросил монгольский генерал, — дань давай.
— А хухры тебе не мухры? – поинтересовался столичный князь.
— Рамсы попутал?! Пацанов на разбор привел?! Ща моя братва поставит тебя на четыре кости, и отфоршмачит по полной.

И тут оба военачальника совершили подлог и должностное преступление.
Мамай нарушил священную ясу Чингисхана, запрещавшую поединки, а Дмитрий оказался первым русским князем, организовавшим подобную дуэль.

И сказал князь, начитавшись рыцарских романов:
— Не кипятись, чувак. Давай, для начала, своих быков выставим. Кто из них победит – того и тапки.
— Базара нет. Кто за тебя встанет?
— Челобака из «Звездных войн», но ты можешь называть его «Челубеем». И вы тоже, — обратился Мамай к журналистам, — «Челубеем – тюркским богатырем неизвестного происхождения».
А иначе – съем.
Пресса послушно согласилась.
— Сейчас я своего выставлю, — пообещал Дмитрий и вернулся к войску.
— Кто пойдет? – спросил он у народа, обрисовав ситуацию.
Вызвались многие профессиональные воины.
Пришлось объявить кастинг.
Неизвестно какими путями победил монах-пацифист Пересвет.

Тыдыщ!
Сошлись поединщики.
Прошел час, второй, третий…
Все уже устали ждать.
А у засадного полка даже седла затекли.
В конце концов, тяжеловооруженный профессиональный спеназовец-богатырь Челубей и бездоспешный миролюбивый монах, по взаимной договоренности, замочили друг друга пронзив свои телеса вражескими копьями.
Челубей – тот сразу помер, а Пересвет оказался зомби и «поскакивал на своем добром коне, злаченым доспехом посвельчивал, когда иные уже лежали посечены».
А потом у него сели батарейки, и он помер.
Зато «брат» его, «монах Ослябя» (настоящее имя – Андрей, боярин Любутский), оказался живее всех живых – согласно поповским фэнтези «Сказание о Мамаевом побоище» и «Задонщина», сей достойный муж прекратил свое существование в Куликовской битве. Поэтому был похоронен вместе с Александром-«Пересветом».
Но, по факту, воскрес и даже дал начало известному боярскому роду.

А, когда сражение было выиграно, русские захватили ставку удравшего Мамая, загрузили сувениры в бронепоезд и отправили в Москву. Вместе с ранеными воинами.
И тут, в соответствии с жанром детективного романа, на железнодорожный состав напали сразу два человека – белорус Ягайло и рязанский князь Олежек.
Отобрали плюшки с пряниками, перерезали экспедиторов, добили раненых, а затем удалились каждый восвояси.
Так говорят попы.
А попам, как известно, веры нет.

Сентенция:
Если с «божьей помощью» можно было бы воевать без доспехов, воины сражались бы голышом, или не сражались вообще – бог и так обеспечил бы им победу. Но почему-то кольчуга всегда надежнее слепой веры.

Московское княжество. Продолжение
Началось все с неувязочки насчет княжеского прозвища.
Сам-то Дмитрий, как спрятался в окопе, обменявшись гимнастеркой с невинноубиенным Мишей Бренком, так никакой Куликовской битвой не командовал.
А был там другой князь, Вольдемар Андреевич. Которого называли Храбрым, ибо он-то как раз и являлся главным стратегом и тактиком московского княжества, хотя имел только серпуховскую прописку.
Вот его-то изначально и прозвали Донским. Хотя кто прозвал – неизвестно: летописцы ли, бояре, но уж точно – не народ.
А Дмитрий нервно курил в сторонке и оставался без прозвища.
Впрочем, ему предложили называться Вожским, в память о битве на одноименной реке, князь было обрадовался, но тут на Руси появился хан Тохтамыш со своим войском.
Дмитрий срочно ретировался в Кострому собирать армию, а в столице началась паника. Одни бежали из города, другие, в срочном порядке, закупали керосин, спички, соль и сахар, а третьи, все-таки, готовились к обороне. Тут как раз в Москву прибыл командированный Дмитрием белорусский князь Остей, который и организовал защиту города.
И как монгольские войска не пытались захватить Москву, ничего у них не получилось – все приступы были отбиты с большими потерями для нападавших.
И тут, как всегда, сыграл свою роль человеческий фактор: был на Руси такой князь Василий Суздальский по прозвищу Кирдяпа.
Вроде бы и дядька неплохой, на Казнь ходил, но-таки повелся на тохтамышевскую ласку, и лживыми обещаниями, от имени хана, убедил жителей столицы открыть ворота.
Жители повелись и открыли.
За это Тохтамыш вырезал сорок процентов горожан обоего пола и всех возрастов. А Василию дал конфетку.
Упившись кровью и ограбив Москву, монгольский хан отправился дальше разорять Русь.
Правда, под Волоколамском ему не повезло: князь Храбрый-Донской навешал лещей тохтамышескому войску, а многих просто-напросто порубал в капусту.
Хан в страхе решил вернуться в степь. Правда, на обратной дороге он разорил еще несколько русских городов и получил от Дмитрия Московского дань за два года.
А князь занялся привычным делом – разборками с родственниками и сопредельными городами. Потом вдребезги разругался с Храбрым-Донским, отобрал у него Серпухов и вторую часть прозвища. Но затем князья помирились, и Дмитрий (теперь уже Донской), оперативно скончался, оставив княжество сыну Васе.
Вася тоже был не лыком шит, но действовал хитрее: договорился с наиболее влиятельными русскими князьями о взаимовыручке и нейтралитете (хотя, чего стоят эти договоренности, мы хорошо знаем), женился на дочке белорусского президента, ловко лавировал между монгольскими ханами и, в конце концов, отказался платить им дань.
Но не вся оказалось так просто: во-первых, Васю надул его собственный тесть, а во-вторых, что-то там зачесалось у Олега Рязанского.
И снова начались междоусобные войны.
Тем временем Тимур-Тамерлан разбил армию Тохтамыша и двинулся на Русь.
Почти дошел. Но у него сломались лыжи, полководец замерз и, под Липецком, разорив город Елец, Тамерлан повернул домой.
А Вася все воевал и воевал со своим тестем и Рязанским Олегом…
И тут на Русь напал хан Едыгей. Грабил и убивал все живое.
Дошел до Москвы.
Василий Московский, следуя примеру своего папаши Дмитрия, сбежал в Кострому.
Естественно, отдуваться за него пришлось князю Храброму-Донскому.
Поэтому Едыгей не смог взять столицу. И в расстроенных чувствах уехал в свой улус.
А Вася №1 вернулся домой и вскорости помер, оставив после себя сына, Васю №2.
Василий Второй чудил, как обычно, не по-детски: воевал с родственниками, белорусами, новогородцами, монголами и татарами.
Будучи отлученным от трона, перенес столицу Руси в Коломну, а потом вернул трон и все перетащил обратно вместе с народонаселением.
Ослепил одного из своих родственников, претендовавших на титул Великого князя, отравил другого.
Получил несколько производственных травм: в глупейшей битве с татарами потерял пальцы на левой руке и, к тому же, был лишен зрения тем же самым способом, который он позволил себе в отношении своего брата.
С тех пор Василий стал носить солнцезащитные очки, за что был прозван «Темным».
Попал в плен к татаро-казанскому хану.
Деньги на выкуп приближенные князя собирали с черни, т.е., с простого народа, поэтому сверхнормативный побор прозвали «черным».
Во время правления Василия татары сожгли Москву, но Кремль взять-таки не смогли – не хватило снарядов.
Сам князь вовремя смотался, якобы на военные сборы.
Когда захватчики ушли, вернулся в столицу, ходил по сгоревшим улицам и вздыхал: «Это, мол, товарищи жители, вам наказание за мои грехи. Давайте выпьем по данному поводу!».
Москву, конечно, в очередной раз отстроили заново, как и другие города, пострадавшие от татарского нашествия.
А ще Василий часто болел. Но врачи – безродные космополиты из ЦКБ – лечили его не тем и не от того: вместо инъекций пенициллина поджигали князя зажигалками и радовались.
Но князь был не дурак и написал первый в истории СССР Уголовный кодекс, по которому врачей-вредителей сослали в Магадан, а некоторых даже четвертовали.
Но, несмотря на это, князь помер.
Электорат, как и положено, ста сорока шестью процентами голосов избрал на царствование Ивана III Васильевича – сына покойного.
Иван начал с того, что решил развивать нанотехнологиям: разобрал белокаменный Кремль и построил красный. Оставшийся стройматериал продал крымским татарам, которые впоследствии помогли ему прижать белорусов к ногтю.
Как и его предки, воевал со всеми, с кем только можно было воевать: захватил Рязань и Новогород, рубил головы, сажал на кол, вешал, четвертовал и вообще.
А с Новогородом очень интересная история приключилась…

Сентенция:
Ворон ворону глаз выклюет, если оба ворона – русские князья.

Марфа Посадница
Новогород – это было такое, как бы, отдельное государство.
Его жители сами торговали, сами воевали и на все плевали.
Никому не хотели платить налогов (и не платили), поэтому новогородские богатеи жирели день ото дня, что нельзя было сказать о простом народе.
А для простого народа существовала видимость демократии – городское Вече, где каждый мог попытаться высказать свое мнение.
Только правящей верхушке мнение низов было по барабану: она –что хотела, то и делала.
Новогород почти никогда не помогал остальным русским областям – ни деньгами, ни армией.
И ориентировался на Европу: типа, там все люди просвещенные, хотя в бане не моются.
А русские князья, наоборот, все спали и видели: как бы захапать Новогород под свою власть.
Но ничего у них не получалось.
И только Иван III задумал решить данный вопрос основательно.
Послал телеграмму: «Чуваки, у вас есть два варианта: либо я вас присоединю к своему государству добровольно, либо всем вам трындец».
Которые умные новогородцы были – они сразу скумекали: что к чему, и поняли: лучше потерять тридцать рублей из ста, нежели чем всю сотню.
Но некоторые бабы (а бабы – хищный народ, и новогородские – точно такие же), делиться не захотели.
И вот, три тетки-олигарха: Марфа Борецкая, Ефимия Горшкова и какая-то «боярыня Настя» решили взбаламутить воду: присоединить Новогород к Белоруссии, лишь бы только не попасть под Московскую власть.
И еще они хотели, чтобы у Новогорода был свой персональный главпоп, вместо столичного общегосударственного.
Но у них не срослось: Иван Васильевич срочно выехал в Новогород, разбил тамошнюю армию, кого повесил, кого казнил, кому и голову отрубил, затем поймал теток-активисток, вставил им по первое число, а Марфу самолично постриг на лысо и отправил в Институт имени Кащенко для опытов по вивисекции.
Там Марфа и умерла – что-то ей не то пришили.

Сентенция:
Будь ты хоть новогородская боярыня, но бестолковку иногда включать нужно.

Московское княжество. Следующее продолжение
Иван III был нраву жестокого и мрачного. И столько народу уничтожил, что князя заслуженно прозвали «Грозным».
А то многие неграмотные люди и недобросовестные историки часто путают этого Ивана III Васильевича с другим Иваном Васильевичем, Четвертым, которого тоже называли «Грозным», хотя, по сравнению со своим предшественником-дедушкой, он был аки ангел небесный.
Тем не менее, Иван III, потом и кровью трудового народа, весьма основательно расширил границы Московского княжества.
А еще при нем произошла последняя официальная битва между русскими и монголами.
Точнее, никакой битвы не было.
Назначили ребята друг другу стрелочку на речке Угре в Калужской области.
Ну, прибыли на место и встали на разных берегах реки.
Монголы посмотрели на Иваново войско: а там – пушки, тачанки с пулеметами, закованная в латы конница; а у монголов – одна сабля на троих, луки да стрелы.
Почесал хан Ахмат репу, сказал: «Да, ну, нафиг!», и свалил куда подальше, под свист и улюлюканье княжеской армии.
Русские вернулись в Москву и закатили пир горой.
Но Иван не дремал: провел ловкую политическую комбинацию, в результате которой хан Ахмат был убит конкурирующей фирмой – нефтяным тюменским магнатом ханом Ибакой (фамилия, конечно, товарищу досталась не ахти, но дело было сделано).
Однако, несмотря на победный пир в столице, Русь продолжала выплачивать дань монгольским ханам.
Что, впрочем, не помешало московскому князю жениться на византийской принцессе Софье Фоминичне Палеолог, сосватанную ему римским папой.
Там, вообще, все было очень забавно: ватиканский совет кардиналов того времени состоял не только из католиков, но еще из представителей РПЦ. Но современные попы почему-то очень стесняются этого исторического факта и стараются его всячески замалчивать.
В общем, женился князь, но молодая, аккурат во время первой брачной ночи встала на дыбы: «Че-то, у тебя, дорогой муж, на гербе какой-то мужик на лошади изображен?» — возмутилась новоявленная супруга.
«Это не лошадь, а конь, — ответил князь, — а мужика зовут Ездец».
«А я хочу какую-нибудь птичку! Например, попугая!»
Иван задумался: уж больно неказистым выглядел бы попугай на гербе его княжества, и предложил свой вариант: птицу киви.
Софья, радостно чмокнув мужа в лоб, приступила к выполнению супружеских обязанностей.
Но в самом разгаре ее снова заклинило:
«Пусть это будет орел! Орел с двумя головами! Обожаю фэнтези!»
Распаленному князю было уже все равно, и он страстно согласился.
На следующее утро с кремлевских башен сняли рубиновые звезды, а вместо них водрузили двуглавых пернатых уродцев.
Софья была довольна.
А потом она захотела власти.
Дело осложнялось тем, что Иван женился на Софье вторым браком – первая его супруга, Мария Борисовна Тверская, умерла, будучи отравленной неизвестной группой лиц, но успела родить наследника престола – Ивана Ивановича.
Князь Московский очень любил сына, назначил его соправителем, доверял всякие важные дела и видел в нем своего последователя. Иван, разумеется, папеньку не подводил – и на Угре постоял, и Тверское княжество воевал, а потом – бац! – женился на молдаванке Елене Степановне. Благодаря своим связям, быстро оформил ей московскую прописку в Кремле; Елена тут же родила княжича Дмитрия Ивановича; и все, вроде бы, стало складываться хорошо, но тут в процесс вмешалась византийская принцесса, у которой были свои виды на Русь.
Иван Иваныч, как и его отец, любил выпить и хорошо поесть. В результате заболел подагрой.
А тут как раз Софья подсуетилась – для излечения больного пригласила некоего коновала Леби Жидовина, поэтому, в скором времени, сын Ивана III скоропостижно скончался, хотя, как известно, от подагры никто никогда не умирал.
Расстроенный Иван Грозный провел следственные мероприятия, казнил Жидовина, но сына этим не оживил. Зато князь назначил своим наследником внука – того самого Дмитрия Ивановича, которого родила молдаванка Елена.
Софья быстро поняла, что счастье уплывает у нее из рук. И начала плести интриги, плодом которых стало тюремное заключение князя Дмитрия и его матери. А потом их тайно расстреляли в подвалах знания ГПУ на Лубянке.
И наследником князя Всея Сея стал сын Ивана III и Софьи Палеолог – Василий Третий.
А папаша его умер от инсульта. Много курил, пил и нервничал потому что.
И еще называл себя «Великим государем».

Сентенция:
Иным иногородним барышням дорого обходится кремлевская прописка.

Василий Третий
Этого чувака штирило конкретно.
«Я, — говорил он, — самый величайший из величайших, делаю что хочу, и никто мне не указ!».
Местные не противились княжеской воле, но всякие белорусы, татары, рязанцы и некоторые родственники были с этим постулатом не согласны.
А князю – и горя мало: позвонил он, значится, как-то раз в Псков и спросил: «Недовольные есть? Пусть приходят ко мне в Кремль, я всегда готов обсудить насущные вопросы с оппозицией».
Ну, люди пришли, позвонили в дверь. А князь – хоп! – и всех недовольных казнил, не отходя от кассы.
А потом развелся с законной супругой и тут же венчался с гражданкой Украины Еленой, которая по отцовской линии была белорусской-монголкой, по матери – сербкой.
По ходу пьесы Василий помешался на строительстве новых объектов: Олимпийский городок в Сочи, общественный туалет №1 на Красной площади, всякие там религиозные здания, а для народа – ничего. Хоть бы какой Дворец пионеров профинансировал или поликлинику – так, нет же, его подобные мелкие масштабы не интересовали.
Недовольных родственников князь уничтожал под корень – казнил всех без права переписки. Захватил Рязань; князя тамошнего, Ивана, посадил в тюрьму, но Иван благополучно оттуда сбежал и эмигрировал в Белоруссию.
А еще любил переселять простой народ. Из одной области в другую. Проще говоря, депортировал. И подъемные не выделял; люди обустраивались, как могли: разбирали депортационные вагоны, строили из досок дома, фабрики и заводы, создавали колхозы…
Потом князь заболел ногой, от которой умер в возрасте двадцати восьми лет. Поэтому немногих из своих подданных успел убить.

Сентенция:
правители добрыми не бывают, даже если они и не доживают до старости.